Ирина Измайлова - Грехи и подвиги

В ответ гость кузнеца только пожал плечами:

– Призыв принять Святой Крест уравнял всех, Эдгар. На время уравнял… Но если быть точным, то все получилось само собой. Я был в Нонанкуре как раз тогда, когда там собрались короли, французский и английский, и епископы, и вся знать, чтобы обсудить будущий Крестовый поход. И нескольким рыцарям, мне в их числе, было поручено сопровождать Тирского архиепископа Вильгельма в Германию, чтобы его преосвященство своими пылкими речами убедил императора Фридриха отправиться со своим войском к Иерусалиму. И, как оказалось, старика-императора не надо было особенно убеждать! Весть о том, что проклятые сарацины захватили священный город и хозяйничают у самого Гроба Господня, так потрясла германцев, что они позабыли всю свою спесь и умудрились выступить прежде нашего. Архиепископ отправился с Фридрихом, и мне, как ты понимаешь, очень не захотелось покидать его свиту.

– В этом ты весь! – усмехнулся Эдгар. – Была бы где-то драка, уж ты к ней поспеешь… Но, однако, расскажи, что было после того, как войско прошло Грецию. Греки, говоришь, встретили крестоносцев дурно?

– Дурнее некуда! – Луи бросил в рот еще пару орехов и с хрустом их разгрыз. – Точно они не христиане… Может, конечно, им не так уж и нравилось, что через их земли движется громадная армия германцев, которую, согласно договору, надо кормить. В этом я их, пожалуй, понимаю. Однако зачем же вести себя хуже разбойников? Они нападали на отдельные наши отряды, особенно на обозы, убивали, грабили. А в Филадельфии нам просто отказали в выдаче продовольствия. Тут уж сдержанные тевтонцы рассвирепели – высадили городские ворота, и началось!.. Не вмешайся старый Фридрих, его рыцари завалили бы город трупами. Я до сих пор удивляюсь, как ему удавалось так подчинять себе людей. Как бы там ни было, но стало даже легче, когда мы миновали Грецию. В конце концов, всегда лучше знать, что враг это враг, а друг это друг.

Дальше был ужасный переход через горы и через соленые пустыни, где земля от жара вся в трещинах и на теле от любой царапины появляются язвы – соль разъедает кожу… Сколько в этих горах и в пустыне пало лошадей, считать не берусь. Людей погибло тоже немало, хотя, надо сказать, германцы умеют выносить и очень тяжкий путь. К тому же шли с верой и с молитвами.

Право, тошнит, когда слышишь речи умников, рассуждающих о том, что крестоносцы идут в поход лишь ради золота и богатств!

– Да кто так рассуждает? – возмутился Эдгар. – Разве что евреи, с которых наш король Филипп содрал пять тысяч серебряных марок в пользу Крестового похода! Но что тут удивляться? Если, по их мнению, Господь Бог стоит не дороже тридцати монет…

– Увы! – Луи выплюнул ореховую скорлупу и кинул в рот еще горсть орехов. – Слыхал я такие речи и от добрых христиан. Правда, видывал и храбрых рыцарей, которые теряли голову при виде сарацинских тряпок и драгоценностей. Но добра-то можно награбить и не за тридевять земель, если уж так… Ладно, я говорил не о том. Как ни был тяжел путь, мы одолевали его, хотя многие в этом пути гибли. И при всех лишениях армия продолжала слушаться императора. Помню, как уже в мусульманских землях, вблизи озера с горькой и солоноватой водой, мы встретили большое стадо овец. Пастухи, увидав войско, разбежались кто куда, и мы могли бы вволю поесть баранины. Однако Фридрих запретил трогать стадо – он считал, что не стоит ссориться с местными жителями. И ему подчинились, хотя армия голодала! А магометане и не думали платить нам благодарностью. Один из них добровольно нанялся к нам проводником и завел армию в совершенно безводную равнину. Мы с трудом из нее выбрались, потеряв половину лошадей: пришлось жертвовать ими – рыцари резали горло бедным тварям и пили их кровь!

– Не позавидуешь! – Эдгар отложил готовый шлем на стол и взял из рук подмастерья кольчугу. – И после всего этого вы могли сражаться?

Темные глаза рыцаря блеснули под изгибом густых тонких бровей:

– И еще как сражаться! Еще как, Эдгар, дружище! На равнине, вблизи города Икония, наше войско, в котором оставалось меньше ста тысяч воинов, разбило в пух и прах армию магометан, в которой было триста тысяч клинков. А как был взят город Иконий! Ты бы видел его – по величине он больше Лиона, а укреплен как! И мы им овладели! Мы добрались бы до Иерусалима всей армией, если бы не смерть старого императора.

– Я слыхал о ней, – кузнец продолжал рассматривать кольчугу, звено за звеном проверяя ее плотность. – До нас дошли слухи о походе и о том, как он завершился. Но что приключилось с Фридрихом? Не от старости же он помер, если сумел выдержать такой поход?

Луи покачал головой:

– Мы шли к Киликийскому морю [2] Киликийским морем в Средние века называлась часть Средиземного моря, омывающая берега Киликии – средневекового государства в Малой Азии. , шли вдоль берега реки, которую местные жители называют Салеф. Небольшая такая река, правда, быстрая, но без всяких воронок, водопадов… Сделали привал, и старому императору вздумалось переплыть реку – вскоре ведь должны были переправляться все. Фридрих вошел в воду, поплыл, и вдруг все увидали, как он замахал руками, будто стал тонуть… Кинулись к нему, вытащили. И увидали, что он не дышит! Так вот бывает, Эдгар: выиграл человек сорок с лишним сражений, победил такую кучу врагов, что другие воины умирали от зависти. И вот тебе: утонул в простой канаве!

После этого молодой человек некоторое время молчал, яростно щелкая орехи. Затем, уже без прежнего воодушевления, рассказал другу о том, как растерялась и рассеялась без великого полководца мощная германская армия, как болезни и бесчисленные нападения врагов уничтожили большую ее часть, и как он сам, счастливо пережив в Антиохии чумную эпидемию, сопроводил в Тир архиепископа Вильгельма, благополучно пережившего страшный поход, а затем, по просьбе достойного священнослужителя, сопроводил в Германию группу рыцарей, которых жителям Тира удалось выкупить из сарацинского плена. Многие из этих рыцарей были ранены, иные заболели, не вынеся тяжелой неволи, и Луи почти не надеялся довезти их живыми. Однако ему пришлось вновь убедиться в выносливости и мужестве тевтонцев – они безропотно сносили нелегкий путь и постепенно приходили в себя, так что когда в Греции на их караван вновь напала шайка разбойников (трудно сказать, что они намеревались взять с совершенно нищих путников), многие из бывших пленников вместе с франкским рыцарем встретили их с оружием в руках и обратили в бегство.

– Что до меня, – закончил рассказ Луи, – то я получил в дар от сына императора герцога Швабского прекрасного чистокровного коня, того, что стоит сейчас возле твоей кузницы, вместе с богатым седлом и сбруей. А еще большой кошель сарацинского золота. Но почти все это золото я либо растратил по пути, либо роздал германцам, у которых не осталось ни гроша и которых на родине не ждала богатая родня. Не все же имеют добрых родственников, верно, друг? А я надеюсь еще заработать под знаменами нашего славного короля Филиппа, который наконец-то выступает в свой поход и, может быть, с Божьей помощью добьется того, чего не сумели сделать германцы, – вернет Иерусалим христианам.