Ирина Измайлова - Грехи и подвиги

Если бы в продолжение всей этой сцены молодой странник мог рассуждать хладнокровно, он, скорее всего, действовал был точно так же. Это, во-первых, задержало нападение, и над лесом показалась луна, а во-вторых, позволило Ксавье занять позицию за спиной своего господина. Мальчик сжимал в руке меч, и хотя эта рука чуть-чуть дрожала, юный оруженосец стоял твердо, готовый драться. О том, что разбойники могут передумать и отпустить путников с миром, мечтать не приходилось – при всей своей неопытности Эдгар не раз слыхал о лесных бродягах и очень хорошо знал, что никакой совести в них пробудить невозможно. Правда, именно в Англии некоторые бродячие жонглеры [21] Жонглерами назывались в Средние века бродячие актеры, которые, по сути, являлись и фокусниками, и акробатами, а зачастую и сочинителями песен, и собирателями всяких преданий и легенд. слагали и пели баллады о добром разбойнике по имени Робин Гуд, который будто бы грабил только богатых и помогал бедным, но верили этим сказкам только деревенские ребятишки да девчонки – народ отлично знал, что разбойники не бывают благородными, а обидой на знатных рыцарей и болтовней о справедливости прикрываются все головорезы.

Тем не менее в душе Эдгар подивился пылкости собственных слов. И впрямь дух предка, носившего с ним одно имя, пробудился в юном самозванце – если он уже и не считал себя настоящим рыцарем, то, по крайней мере, чувствовал родство со всеми рыцарями на свете и готов был дать отпор хулителю рыцарства. Только вот разбойников было слишком много – человек пятнадцать, и драться путешественник умел, увы, не так славно, как его молочный брат Луи. Тот бы, верно, бросился в схватку с лесными головорезами, не задумываясь…

– Ах, ты еще и грубишь, сэр рыцарь! – завопил в ответ на гневные слова путника предводитель разбойников. – А я-то подумывал, не оставить ли вас в живых, ощипав ваши перышки! Впрочем, могу и теперь еще сжалиться, если только вы оба сложите оружие, снимете одежку и положите рядком с оружием. Штаны, так и быть, можете оставить – не резон мне, грубияну неумытому, любоваться на рыцарское достоинство! Только быстро, не то к утру волки оставят от вас только косточки. Видите, какой я добрый?

– Ты не добрый, ты просто трус! – расхохотался Эдгар. – Ты боишься моего топора, вот и пытаешься взять нас без драки. Небось понимаешь, что я трех-четырех из вас уж точно положу. Ну, так не выйдет у тебя ничего: я знаю, что в живых вы никого не оставляете. Хотя, впрочем, если дадите уехать моему оруженосцу, я, может быть, и сложу оружие.

– Я не уеду! – закричал Ксавье, еще плотнее прижимаясь спиной к спине кузнеца. – Я не уеду, нет!

– Ну, так пропадайте оба!

Разбойники посыпались с толстого ствола, размахивая мечами и топорами, причем один из них так «ловко» спрыгнул, что пролетел вперед шагов на шесть и точно угодил под топор Эдгара. Кровь, хлынувшая на сапоги странника, впервые пролитая им человеческая кровь, так ошеломила юношу, что следующего удара он едва не пропустил, и подскочивший к нему разбойник успел опустить свой меч, однако природная быстрота спасла кузнеца. Он отшатнулся, и меч свистнул возле его виска, а в следующий миг он сшиб нападавшего кулаком левой руки, поскольку тот был слишком близко, чтобы можно было ударить топором. Потом он опять ударил, опять и опять, но уже не попадая по разбойникам – те, поняв, что он грозный противник, отступили и наседали с разных сторон, норовя кольнуть сбоку или сзади – однако Ксавье размахивал мечом будто сумасшедший, и к нему сложнее было подойти: он стоял почти вплотную к вывороченным корням дерева.

Предводитель разбойников меж тем вложил в рот три пальца и пронзительно засвистел. Из леса ответил такой же свист, и в чаще послышался глухой топот. Разбойников было еще раза в два больше, и те, что дожидались товарищей, теперь спешили им на подмогу.

«Конец, наверное! – подумал Эдгар и поразился, как спокойна была эта мысль. – Интересно: конец, а начала-то не было… Святая Дева Мария, прости меня и вступись за мою грешную душу перед Создателем… Верно, я был не так уж и плох, а что зарубил этого головореза, так ведь в бою! Это же тоже бой. И до чего же жалко мальчишку Ксавье! Не мог отец дать мне с собою кого постарше!»

Кольцо нападавших медленно, но верно сжималось, и было очевидно, что они просто ждут, пока рука рыцаря устанет вращать в воздухе тяжелый топор, пока он не сделает какой-то ошибки, не оступится, топчась на месте, пока его явно куда более слабый оруженосец не уронит меч и не откроет спину своего господина. Правда, один из нападавших все же ошибся сам и, сделав неверный выпад, попал под топор. Лезвие вошло ему глубоко в плечо, разбойник с воплями покатился по земле, падая, сшиб кого-то из своих же товарищей, но остальных это разозлило еще больше. Из леса пришла подмога – еще человек семь громил, вооруженных не только мечами, но и луками.

– Разойдись, ребята, разойдись! – орали они. – Ну, нечего махать железом! Лучше мы их положим стрелами. А так в вас попасть ничего не стоит!

Однако разъяренные дракой разбойники уже не слышали призывы лучников.

И тут произошло нечто, разом изменившее картину.

Эдгар сразу даже не понял, откуда раздался звук рога и что он ему напомнил. А затем увидал, как над все тем же стволом громадного тиса взвилась тень невероятных размеров. То был всадник, каким-то непостижимым образом заставивший коня перемахнуть через преграду высотой почти в целую туазу. Лунный луч блеснул на лезвии меча непомерной длины.

«Такой три раза сдвинешь по наковальне, пока весь проработаешь!» – мелькнула у Эдгара дурацкая мысль.

Блестящее лезвие взвилось, опустилось и затем вновь поднялось, но уже не сверкая в свете луны. Вопли разбойников слились в один отчаянный рев. Вначале они, ошеломленные появлением всадника, попытались напасть на него всем скопом, но тотчас пожалели об этом. Прошло всего несколько мгновений, но уже не менее шести-семи тел корчились на земле в кровавых лужах, а остальные с ужасом отпрянули, пытаясь спастись бегством.

– Адское пламя! – завопил предводитель шайки, и его перекошенное лицо стало белее поднявшегося над лесом лунного диска. – Да ведь это тот самый демон здешних мест, Седой Волк! А я-то не верил!

С этими словами разбойник, уже не думая о своих гибнущих товарищах, кинулся к коню Эдгара и, мигом перерезав узду, которой тот был привязан, попытался вскочить в седло. Однако Брандису вовсе не понравилось такое посягательство со стороны чужака, и он, развернувшись задом, так въехал копытами в грудь разбойника, что не помогла и кольчуга – хрустнули ребра, послышался отчаянный вскрик, а затем предводитель упал и остался неподвижен.