Олег Борисенко - Звезды над урманом

– Да всевозможные, Никита, всякие. Вот и тайну обработки камня унесли они с собой. До сей поры люди не ведают, как каменные глыбы они обрабатывали до глади, стены воздвигали, пирамиды и храмы сооружали.

– А ты, отче, ведаешь?

– Что ты, милай! Я тоже легендами жительствую. Но многое про тех людей передается из уст в уста волхвами и поныне.

– Сказывай, отче. Все одно всю ночь бдить. А до рассвета далече, – попросил каменотес.

– Жили они, как я уж давеча глаголал, по брегу моря-окияна. Промышляли дарами моря. А чтоб выходить в море, нужны были челны морские. А лес-то добрый токмо в горах высоких рос. Его надобно было к морю доставить. Бревна на доски распустить. Челны построить. И не получалась у них сия затея. Трудно было сквозь заросли да по горам бревна нести. В горах трудно, а ближе к морю еще трудней. Бамбука заросли на сотни верст. Прорубят просеку, а дня два пройдет, глядишь, опять заросла. Вот и решили они корабли свои строить в лесу да волоком к морю тащить. Рассчитали их мудрецы, покумекали и приняли решение дорогу из камня вглубь возвести.

– Как волок с Волги на Дон? – догадался Никита.

– Ну, стало быть, волок и есть. Камень резали способом невиданным. Волна морская крутит колесо мельничное при приливе в одну сторону, при отливе в другую. Вода с песком плоскость зачищает, будто лед на озере. Каменотесы скалу размечают да заготовки ломают. Лихо и складно у них дело выходит. Просверлят дырочки алмазом и колышки сухие вбивают. Поливают водицей, колышки размокают – камень и лопается, да ровно так, как и задумали мастеровые. Опосля на шлифовку к морю. Вот и строили широкий да высокий волок, чтоб челны и струги катить по бамбуковым кольям к морю. Лес убывал, и приходилось волок постоянно достраивать. А где шла лесная добыча, городища образовывались. Корабли тогда в цене были, за моря продавались другим племенам, у которых леса не было. Богатели каменные люди. По морю в разные стороны ходили, товар меняли, свой предлагали. Другие племена поглядывали на них с вожделением. И все больше и больше становилось племен враждебных. То на волок нападут, то городище сожгут да людей в рабство угонят. С моря тоже начались набеги. Опасно стало дарами моря промышлять. Собрались вожди на совет и решили они увести свои племена в каменный мир. Поклялись вожди, что унесут с собой тайны работы с каменьями.

– А какие тайны-то, отче? Теши себе да теши, – пожал плечами каменотес.

– Не скажи, Никитушка. Разве способен сегодня человек глыбу гранитную, весом в сорок быков, переместить с места на место? А они могли! Разве способен нынешний человек резать камень, как масло? А они резали.

Рассветало.

Никита сходил за хворостом. Подбросил его в огонь. Присел вновь и, задумавшись, с любопытством разглядывал свой лапоть, по которому проснувшийся муравей тащил соломинку.

Гостомысл с любовью посмотрел на своего ученика:

– В корень зришь, отрок. В корень. В отрочестве мне сказывали волхвы про племя каменных людей, которое жило по соседству с царством шестиногих. Мураши тогда больших размеров были. Понимали люди и муравьи друг друга, ладили между собой.

Ведь те большими любителями сладкого оказались. А тля, переваривая сок растений, выращенных человеком, давала сахар. Да еще мураши эти личинок шелкопряда и грибочки обожали, добыть которых им было не под силу. Вот и ладили двуногие с шестиногими. Мураши под землей себе строили дворцы и города, а люди – наверху. Даже на войну супротив неприятеля вместе ходили.

– Это как слоны в Индии? – переспросил Никита, аккуратно пересаживая муравья на землю.

– Ну, почитай, так. Только муравьи в пять раз сильнее слонов. Слон-то что? Он бревно подымает. А муравей больше своего веса ношу тащит. Слюна у них особая и навоз. Песок, как раствором, крепит. Кирпич с того замеса, словно каменный, стает. Ни огонь ему не страшен, ни вода.

– Видал я си дома мурашиные на юге, когда в рабстве был, – вспомнил Никита, – термитами их туркменские племена кличут, то есть концом света. Коли заведутся, то всю глиняную хату им сточат насквозь. Чихнет басурманин, а на него потолок и рухнет, – рассмеялся каменотес.

– Ну, пора нам братьев поднимать да почивать самим уже идти, – поднимаясь, изрек старец.

– Так куда же люди каменные делись?

– Да под землю и ушли, в города, мурашами-термитами построенные. Наверху опосля те земли другие племена заняли, а людям досталась от них в наследство только голая кожа, так как тысячу лет человеки кислицей муравьиной мазались, чтобы мураши их за своих принимали, вот весьм волос-то и вышел, – зевнув, ответил Гостомысл, располагаясь на сене в шалаше.

– Это как ребеночка кумысом натирают и кобыла его кормит, ежели у бабы молоко кончилось? – догадавшись, переспросил Никита.

Но старец уже спал богатырским сном.

Архип, Ксения и Ванюшка стояли на берегу, глядя вослед челноку, в котором уплывали в дальние края татарин с вогулом.

Дождавшись северного ветерка и подняв парус, разведчики уверенно двинулись супротив течения, выбрав левый берег, где оно было не очень сильным.

Великая сибирская река гнала талые воды от Алтая, по пути впитывая в себя ручейки из болот, малые речки и, конечно же, обильные воды Иртыша.

Наверное, произошла историческая ошибка. После слияния двух могучих водных потоков люди поспешили дать название продолжению реки. И справедливости ради в Карское море должен впасть Иртыш. Но, видать, судьба была у Оби счастливее. Ведь слово «об» с фарси – это вода, а воды нынче действительно было много. Иртыш с китайского языка переводится Черная река, а какая же она черная, коль красота такая?!

Солнце теперь практически не садилось. Наступили северные светлые ночи.

Тем и отличается земледелие севера от южных широт. Если на юге период посадки и прогревания пахоты – ранняя весна, то на севере эта пора выпадает на середину лета. Но поздно посеянный будущий урожай успевает созревать за счет увеличенного северного дня. Синтез белка. Наши герои, конечно, не знали этот научный термин. И понимая, что семя в мерзлую землю бросать нельзя, ждали и проверяли прогрев почвы по старинке.

В один из июньских дней Архип решил проверить дедовским методом, прогрелась ли земля. Сняв портки, уселся на пашню голым задом, раскурил трубку – подарок казаков.

Казаки давно переняли у турецких янычар курение, однако на Руси данная ересь преследовалась и считалась великим грехом. Курильщиков били кнутами, могли даже отлучить от церкви при повторном доносе.

Но государь далеко, а Бог высоко.

Выкурив трубку, он убедился, что сидеть ему было не холодно, значит, пора сеять, и кузнец, натянув портки да обстучав трубку о колышек, пошел к лабазу за семенами.