Татьяна Луковская - Там, за Вороножскими лесами

– Не надо, оставь себе, – устыдился вой.

Тихая Сосна уже стелила перед ольговской дружиной извилистый путь.

– Кто такие?! – раздался грозный окрик с заборола 31 31 Заборол (забороло) – верхняя часть крепостной стены, с навесом, защищающим ратников от стрел. .

Демьян предусмотрительно остановил отряд на безопасном от стрел расстоянии. Деревянная крепость сурово возвышалась на высоком холме, подпирая небо шеломами 32 32 Шелом – здесь коническая крыша сторожевой башни. сторожевых башен. Олексич думал увидеть небольшую, огороженную жидким тыном заставку, а перед ними простирался целый городец 33 33 Городец – небольшой, укрепленный город. . За пряслом 34 34 Прясло – участок крепостной стены, расположенный между двумя башнями. просматривалась церковная маковка. Строить рязанцы умели, да и дерева было в достатке, позади города до самого окаема тянулись те самые дремучие Вороножские леса.

– Липовецкие мы, князей своих ищем! – прокричал Демьян.

– Еще нахлебнички! – недовольно прокричал чей-то рокочущий низкий голос.

– Здесь наши, – обрадованно шепнул Олексич Горшене.

– Не больно ласково встречают, – старый вой всматривался в черную дыру волокового окна 35 35 Волоковое окно – небольшое оконце в забороле для стрельбы, могло закрываться (заволакиваться) деревянной задвижкой. .

– Ждите! – крикнули со стены.

Потянулось время. В мертвой тишине ветер доносил только жалобный скрип замерзших деревьев.

– Робша, это ж Робша!!! – разорвал спокойствие веселый крик Ольговского князя. – Да открывайте вы уже!

Тяжелые ворота приоткрылись, выпуская самого Александра. Молодой князь без шапки и кожуха в одной свите 36 36 Свита – одежда из сукна, надеваемая поверх рубахи. бежал навстречу Демьяну. Олексич, поспешно спрыгнув с коня, тоже рванул вперед. Друзья радостно обнялись.

– Я знал, знал… чуял, что вы живы! Не может Робша вот так погибнуть! Что же вы увели поганых в сторону и деру дали, обманули их, да?

Демьян отрицательно покачал головой.

– Неужто победили? – изумился князь.

– Айдар войско вел, дал уйти, – несколько смущенно ответил Олексич.

– Ты этого брату не сказывай, – Александр тревожно обернулся на городню, – говори, мол, обхитрили ногайцев.

– Зачем? – не понял Демьян. – Я за собой вины не чую.

Тут их перебил звонкий молодой голос:

– Батя, батя!

Это Горшенька меньшой, задыхаясь от быстрого бега, летел в объятья к своему родителю.

– Стало быть, отпустили вас поганые? – князь Святослав мерял широкими шагами горницу.

– Отпустили, – спокойно ответил Демьян.

– И воргольцев отпустили? – Липовецкий князь резко остановился. – И ты биться с ворогами князя твоего не стал? – брови Святослава сдвинулись к переносице.

– Не стал, – ольговский боярин смело смотрел в глаза липовецкому правителю.

– И выпивал с ними, с одного котла ел?

– Пил и ел! – с вызовом сказал Демьян, уже предвидя, что будет дальше.

– Они твою землю разоряют, кровь христианскую льют, а ты с ними пируешь?! Хорош у тебя боярин! – с презрением в голосе, обратился Святослав к брату, тихо сидевшему в углу.

Олексича захлестнуло возмущение:

– Твою землю, княже, тоже разоряют, а ты почему-то здесь!

– Я с ними за то расплачусь, крепко расплачусь, – сжал кулаки Святослав, – а за один стол с ногайцами не сяду, мараться не стану!

Демьян уже открыл рот, чтобы ответить что-то еще (не в оправдание, оправдываться он не считал нужным), но тут из полумрака, отделившись от закопченной стены, вышел человек, ранее незамеченный Олексичем. Незнакомец был лет сорока пяти, среднего роста, но широкоплечий, с намечающимся небольшим брюшком. Одежда богатая, липовецким боярам на зависть. Темно-русые волосы и борода аккуратно уложены волосок к волоску, жгучие угли глаз и тонкие губы выражали усмешку. Держался он как хозяин. «Воевода», – догадался Демьян.

– Дозволь, Святослав Андреич, слово молвить, – и, не дожидаясь разрешения князя, начал говорить. – Зря боярина коришь, он под твою руку двадцать воев крепких привел. Нешто у тебя людей много? Это мне возмущаться надобно – еще два десятка ртов кормить, а тебе радоваться нужно.

– Радоваться, что у меня люди трусливые зайцы, – угрюмо бросил Святослав.

– Я не трус! – щеки Демьяна запылали. – А людей своих по глупости губить не стану. В том толку никакого нет, никого этим не спасти.

– Кроме чести, – презрительно сплюнул Липовецкий князь.

– А мне такая честь на крови моих людей не нужна. Я пред тобой и перед князем своим ни в чем не виноват. Оставляли меня ногайцев задержать, так я их задержал. От погони вы ушли. Воев для дружины сберег. Не думал, что такой прием встречу!

– Зря князь злишься, если бы у меня хоть с десяток таких молодцов да разумников на заставе сидело, я бы горя не знал, – воевода бесцеремонно похлопал Демьяна по спине.

– Ведь правду Федор Евсеевич молвит, – наконец вступился за своего боярина и Александр, – что ты на Робшу взъелся. Если бы он там, в степи полег, кому бы лучше было? Не знаю как ты, а я святому Дамиану свечку поставлю, что он Демьянку уберег.

– Ладно, – махнул рукой Святослав, – если обидел, извини, сгоряча чего не скажешь, – повинился он вдруг перед Демьяном.

Ольговский боярин, поджав губы, молчал.

– Что надулся как сыч? – уже совсем мягко пожурил князь Олексича. – Давай выпьем за встречу. Федор, меда для молодца не пожалеешь?

– Куда ж деваться? – тяжело вздохнул воевода, от чего вызвал громкий смех. – Фимка, братину тащи!

Демьян Святослава знал как облупленного, тот частенько давал волю гневу, орал почем зря, но потом, остыв, делал вид, что ничего и не случилось. И Александру, и его боярам не раз незаслуженно доставалось от Липовецкого князя. Олексич, привыкнув, не обращал внимания на выходки буйного правителя. Но в этот раз обида глубокой бороздой залегла в душе, и хмельной мед, дурманящей волной растекавшийся по телу, не мог ее вытравить.

– Ну вот, обошлось. Говорил тебе – соври, – Александр и Демьян шагали по узкой улочке от дома воеводы на двор, выделенный для ольговских дружинников.

– Я прав, – уперто стоял на своем Демьян.

– Конечно, прав, только и ты на брата не серчай, он здесь от неведения да безделья с ума сходит, вот и чудит. А воевода местный, – Александр понизил голос, оглядываясь, – чистый разбойник, скуп, мочи нет.

– А мне он таким не показался.

– Это, потому что он тебя защищал, да ты Федора еще плохо знаешь. Объедаем мы его, видишь ли, а сам три шкуры с нас за жито дерет. Мы ему бродников отогнать помогли, так никакой благодарности. И все допытывается, знают ли рязанские князья, что мы тут зимуем. Смотри не проговорись!