Виктор Миронов - Исиза Тан Бул

– Они получили приказание Исиды

– У тебя воззвание написано рукой Великой Матери?

– Вам её слова пергамента.

Алорк протянул записи и Тайт Мосул прочёл вслух:

«Позиция Ань Ти Нетери отражает позицию определённой группы херусиастов. Группа эта считает войну с Югуртой бедственной для Пан Ти Капуи и не разделяет радужных надежд на войну. В хоре говорят, что война эта способна вызвать ненависть к власти Ань Ти Нетери и посеять страх перед оной. Исида, воссевшая на трон после кровавой битвы, никогда не будет любима. Тем не менее Ань Ти считает, что главной задачей должно являться стремление расширение границы Горизонта Хора до Босфора, южного округа той территории, которая населена нумидийцами. «Да соединятся рассеянные, – призывает Великая Ханна, – дочери и сыны в единое могучее целое!» Великая Мать подчёркивает тебе – сын, что надлежит предоставить сражающейся Ханнат-Разрушительнице людей и вступить на военную стезю с ней.»

Тайт поднял голову, взор его сверкну:

– Братья мои, вот и сбывается пожелание Мелькарта, – Тайт повернулся к Алорку, – а как откликнулась на воззвание Исида, моя мать?

– Так же, как и вы. Исида приказала народу повернуть к Мелькарту. А мне приказала спросить, решится ли Тайт Мосул держаться наперекор Великой Супруге Кийе?

– Я решился! – ответил Тайт.

– Итак, как только мы дадим наш ответ, мы возьмёмся за оружие, – сказал Тайт Мосул. – Как бы то ни было, поход на Босфор предрешён, а теперь отдохни, а завтра в путь.

Разум прилежных насытится. Ненавидь ложное слово. Нечестивый бесчестит себя. Богатством выкупай жизнь свою, а бедный угроз не услышит. Собирающий трудами умножает его. Притчи Тин_ниТ.

Карлик поднялся по лестнице ладонью защищая пламя двурожковой лампы от порывов ветра, грозившего загасить его. Блики огонька пронизывали его пухленькие пальчики, делая их прозрачно-розовыми. Следом за ним шагал тот, кто не величался эпитетом «Солнце», которым юный Мильк не награждал его.

Сдвинув массивную щеколду и приоткрыв подвижную створку двери, карлик очутился лицом к лицу с женщиной. Когда Богомол поднял лампу к круглому своему личику из мрака выступила на свет её фигура: кожа женского тела отливала желтовато-масленым глянцем. Теперь над лампой освещалась светлая каёмка его стриженных волос. Широкий нос Богомола произрастал приплюснуто у выпучиных глаз, отороченных чёрными бровями. Вспученные щёки были сплошным румяным пятном и пронизаны были красными прожилками. Толстогубый рот и маленький подбородок дополняли его облик. Добродушное лукавство смягчало его непривлекательную фигуру. Кроме того, растянутые до крошечных ушей углы губ, пытались изобразить любезную улыбку. Голова над лампой, как на блюде венчала фигурку, которая изогнулась дугой, отвешивая преувеличенно покорный поклон.

Забавного амура предупредил вопрос, сорвавшийся с уст женщины:

– Что тебе надобно?

– Благоволите извинить меня, ваша милость, за то, что я позволил себе постучаться в двери женской половины дворца в столь поздний час. Но божественная обязанность не знает законов и вынуждает Амономаха совершить проступок против вежливости.

– Если я верно поняла, сын мой странствовал по коридорам дворца и сбился с пути.

– Ваша милость ясно истолковала ситуацию, – ответил Богомол. – Надеюсь, ваша милость не отклонит желание его просьбы?

– Здесь, возле меня, ему будет лучше.

Богомол поклоном выразил свою благодарность.

В 6674 20 20 1166 год. лето от Сотворения Мира в Звездном Храме. Старшей Женой Гет Бел Ра Амона (Барка) Тейя стала по доброжелательному своему согласию, согласию народа и родителей. Для внутренней последовательности повествования предупрежу, что политический характер этого обручения она осознавала, но момент ощущал некую недостаточность в связи с его гибелью в прошлом году 21 21 6673 лето – 1165 год. у стен Ра Саки, что в излучине дельты Дуная. Но нелишне напомнить, что девственность её была нарушена в гареме храма Аштарет, где её любовь начиналась. Став по-настоящему женщиной, она была оголённой в великосветском мужском гареме скопцов. В нём её на руках носили голые овны, в нём Тейя стала первой среди двадцати четырёх других – утопавших в роскоши красавиц. А в гареме Гет Бел Ра Амона она оказалась почётной и показной принадлежностью благословенного дома, нужной службой любви и подругой: была чуткой к каждому его мановению, грустившей если он был печален, и облегчённо болтливой, если ему делалось весело, и глупейшим образом ссорившейся с ним из-за милостей овнов, когда те – сидя среди иерофантид – угощённые амбровой водкой играли за шашечницей на почётную партию с Тейей. Она действительно была второй женщиной в храме Аштарет – любовницей в высоком смысле, которая занимала собственный покой в главном адетоне, и которая во время приёмов с плясками и музыкой, устраиваемых для знати, изображала, даже, Исиду в себе. То был наивысший почёт.

Жизнь у неё была напряжённая, заполненная светскими обязанностями – обязанностями праздными и обременительными. Известно, как много сил отнимает у знатной женщины одна лишь культура и известно, насколько соблюдение лишь внешней её формы губит жизнь чувств. Холодная пустота сердца незаметно для сознания становится не такой уж и печальной привычкой души. Этот естественный феномен женской аристократичности – дамской её жизни – удачно сочетался со званием супруги Владыки Надзора 22 22 Собственного сына. .

Ритуал Тейи у туалетного стола всегда притязателен, независимо от того, должен ли он был подогревать желание супруга или являлся самоцелью общественного долга. Благодаря высшей школе искусно использовались помады, кисточки и снадобья. Жрице делались драгоценные украшенья глаз, искусно укладывались густые кудри волос, пересыпанных лазурной или золотой пудрой. Бережно подгонялись тончайшие одежды и мелкоскладчатые наплечные накидки, а также украшения для головы, рук и груди. После исполнения воли на притязание, после ухода за финифтью отсвечивающих ногтей рук и ног, после душистого омовения, после удаления волос, умащения и растирания – она актам эрота подвергала своё смуглое тело, производимыми опытными в многообразной игре овнами. Они работали без малейшей небрежности в этих делах, ибо небрежности вызвали бы пересуды у знати и скандалы во дворце.

Знала она и визиты подруг, к которым она отправлялась на носилках-лектике, если не принимала их у себя. Были ещё службы при богине Тиннит Пене Баал, к чьей свите принадлежала Тейя. Она носила опахало над живым изваянием Тиннит окутанной чёрными крыльями голубки и восседавшей на носилках-селле. Тейя была обязана участвовать в ночных праздниках на заливе устраиваемой этой зачинательницей Эшмуна, пышные красоты которых погружались в искристые краски цветных факелов. На праздниках, её благочестиво-почётная обязанность, её аристократический лоск, приобретала жреческий оттенок, придававший надменно-строгое выражение её широкому глазу. Эти обязанности, вытекавшие из её принадлежности к храму Тиннит, и её положение наложницы Эшмуна подтверждали в ней Подругу Царицы. И такая сторона её жизни усиливала в ней холодность высокой женщины и закрывало её сердце от мягких и тёплых мечтаний. Воздействие этой должности на неё непосредственно давало ей её замужество, которое такое воздействие требовало.