Александр Бедрянец - Ангел-насмешник. Приключения Родиона Коновалова на его ухабистом жизненном пути от пионера до пенсионера. Книга 2. Подставное лицо

Родиону и в голову не приходило, что его бескорыстный интерес к политической литературе обернётся таким неприятным для него следствием. Нужно было как-то выкручиваться из этой ситуации, причём так, чтобы исключить повторения раз и навсегда. А Свистков тем временем продолжал:

– Между прочим, о недавнем пожаре в цеху недавно передавал вражеский радиоголос. Это значит, что кто-то сообщил туда эту информацию. Мало того, есть люди готовые из ненависти к советской власти специально устроить пожар, или ещё какую-нибудь диверсию. Ты Коновалов случайно не знаешь людей с такими настроениями?

У Коновалова заблестели глаза, он приблизился к оперу, и тоном заговорщика спросил:

– Товарищ Иванов, значит, вы даёте мне задание найти поджигателей?

– Да, но аккуратно, без шума.

И тут совершенно неожиданно для Свисткова Родион обхватил правой рукой его за шею, и, проведя классический бросок через бедро, со всего размаха приложил спиной о пол. От сильного удара у Свисткова спёрло дыхание, и на несколько секунд он утратил контроль над телом. Родион умело воспользовался этими секундами. Он перевернул вербовщика, упёрся в него коленом, и, завернув руки за спину, связал их валявшимся электрическим проводом. Затем подтащил Свисткова за шиворот к малярным подмостям, усадил его на полу, и ещё одним куском провода приторочил связанные руки к доскам этих подмостей. Свистков начал приходить в себя, издал носовой стонущий звук, и с трудом заговорил:

– Ты с ума сошёл?

– Это ты с ума сошёл диверсант, когда с моей помощью решил завод спалить. Не на того нарвался. Я за родной завод любому башку отобью.

– Щего ты несёшь?

– Что, уже на попятный? Ты же минуту назад подговаривал меня найти поджигателей, а потом сделать всё тихо, и аккуратно. Слово не воробей, теперь уже не выкрутишься.

– Не переинащивай! Я говорил в другом смысле.

– Мне эти смыслы ни к чему. Будешь рассказывать о них товарищам из КГБ.

– А я, по-твоему, откуда? Ты же видел удостоверение.

– Оно у тебя фальшивое. Откуда у шпионов настоящее возьмётся? На нём ты и прокололся. Ведь у тебя фамилия Иванов, а удостоверение на Свисткова выписано. Накладка вышла.

– Да это же служебный псевдоним!

– Как у вас у шпионов всё сложно – псевдонимы, явки.

– Какой на … шпион?

– Какой, какой. Неважный из тебя шпион. Замаскироваться под советского человека не догадался, в буржуйских шмотках ходишь. Ты даже русский язык не выучил, как следует, всё пришепётываешь, и вместо «чего» говоришь «щего».

– Это я при падении язык прикусил. Не дури Коновалов! Если сейщас меня не развяжешь, знаешь, что тебе будет?

– Знаю. Медаль дадут.

– Хороших п…лей тебе дадут пень деревенский, а не медаль!

Коновалов слегка наклонился к Свисткову, и, пристально глядя на него, сказал:

– Время покажет кто из нас пень. Я с тобой вежливо обращаюсь, потому что не сотрудник КГБ, и не знаю их правил. В фильмах тоже не показывают, как они действуют: сразу на месте зубы выбивают, или потом в кабинете на допросе это делают. Но если ты будешь обзываться, то я избавлю ребят из «конторы» от хлопот с твоими зубами. Сейчас я пойду звонить, чтобы тебя забрали, а ты сиди тихо и не рыпайся, это опасно для здоровья. Крики не помогут, сейчас обед, в коридоре никого, а стены здесь толстые.

От бесстрастного, и в то же время зловещего тона этих слов Свистков пришёл в беспокойство. Он вдруг понял, что этот сын колхозных полей не притворяется. Коновалов в самом деле считает его диверсантом, и лучше его не раздражать. Свистков обеспокоенно спросил:

– Куда ты собрался звонить?

– Известно куда. В милицию. Да ты не переживай. Я слышал, что КГБ они уважают, и работают с ними согласованно. Я про это в книгах читал. Приедут, сделают обыск, и как только найдут в твоих карманах антисоветские материалы, так сразу же и передадут тебя куда положено.

– Погоди Коновалов. Не звони в милицию, я тебе сейщас дам телефонный номер КГБ.

Свистков назвал шестизначное число. Коновалов усмехнулся, и сказал:

– Врёшь, наверное, империалистическая морда. Надеешься сбежать, пока я буду звонить неведомо куда. Не надейся, не сбежишь.

Родион вышел из кабинета, запер дверь на ключ, и быстрым шагом направился к проходной. Там в вестибюле на стене висел обычный городской телефон. Народу было мало, и суровая вахтёрша выпустила его на минутку для важного разговора по этому телефону.

На память Родион не жаловался. Он набрал телефонный номер, который продиктовал Свистков, и услышал чёткий баритон – «Суворов у аппарата». Родион тут же повесил трубку. Он понимал, что связался с могущественной организацией, которая могла легко его размазать, и чтобы подстраховаться свидетелями, принялся звонить в милицию.

Родион назвал себя, место работы, цех, участок, а затем без передышки доложил о задержании империалистического диверсанта Свисткова по кличке Иванов, который хотел спалить завод. В данный момент шпион зафиксирован в кабинете комсорга цеха.

Повесив трубку, Родион посмотрел на вахтершу и решил, что заводская охрана тоже сгодится. Он подошёл к солидной женщине в синей форме и сказал:

– Тёть, до милиции дозвонился, а они почему-то медленно реагируют.

– А в чём дело?

Зная, что на «шпиона» эти здравомыслящие люди не клюнут, Родион пояснил:

– Там в кабинете комсомольском один тип хулиганит. Похоже, что пьяный.

– Чего сразу нам не сказал? Надо будет, мы сами патруль вызовем. Где это?

Родион дал ей координаты, и отправился обедать. Голодный желудок на время заслонил все проблемы. Подходя к заводской столовой, он столкнулся с Акимом. Ласкирёв спросил:

– Что, уже? Всё нормально?

– Да. Хорошо, что я тебя встретил. Теперь наверх идти не нужно. Кабинет я запер, возьми свой ключ. Сейчас туда уже, наверное, маляры пришли, ждут.

– Ничего страшного, у них запасной ключ имеется.

Коновалов отправился утолять голод, а Ласкирёв поднялся в красный уголок, взял приготовленные бумаги, и пошёл с ними в заводоуправление. Проходя мимо своего кабинета, он услышал какой-то стук, но подумал, что это работают малярши, и проследовал дальше.

Свисткова душила злость. Более глупое положение трудно было вообразить. Время шло, но никто не приходил. Иногда слышались шаги в коридоре, но он не обзывался. Горланить «Караул» было как-то не к месту, да и лишние свидетели были ни к чему. Боли в ушибленном теле притихли, пальцы на руках шевелились, и Свистков решил для начала отвязаться от подмостей. Для этого нужно было из неудобной позы встать на ноги. Однако сделать это оказалось не так-то просто. Привязь, сделанная бывшим шорником, сильно ограничивала манёвр. Свистков поджал одну ногу, приподнялся, и встал на одно колено. Но при попытке развернуться, он стукнулся головой о доску, нога скользнула по полу, Свистков дёрнулся вслед за ней, и этим движением завалил на себя подмости, которые больно ударили его по спине. Вдобавок он приложился лицом о грязный пол. Нос не разбил, но физиономию вымазал. Именно эти звуки слышал уходивший Ласкирёв. Но всё это были мелочи по сравнению с тем, что на него упала открытая банка с краской, и он оказался в центре воняющей уайтспиритом лужицы салатного цвета. В попытках избавиться от упавших подмостей, он ещё больше вымазался в краске, и теперь его стало трудно узнать. Импортные вещи оставалось только выбросить на помойку.