Александр Дюма - Две Дианы

Король небрежно повернулся в сторону коннетабля, как бы говоря ему: ваше слово.

– Государь, – заговорил господин де Монморанси, – отзовите армию, тем более что это блистательное завоевание Италии, как я и предсказывал, кончается смехотворно. Но для чего вам ее отводить? Посмотрите, какие известия получены с севера: на границе с Нидерландами все спокойно; Филипп Второй трепещет, Мария Английская безмолвствует. От вас самих зависит возобновить перемирие, государь, или продиктовать условия мира. Вам нужен не полководец, действующий очертя голову, а министр, опытный и благоразумный, не ослепляемый честолюбивым пылом молодости, способный заложить основы достойного и почетного для Франции прочного мира.

– Нужен такой министр, например, как сам господин коннетабль, – язвительно вставил кардинал Лотарингский.

– Да, как я! – надменно вскинулся Анн де Монморанси. – Я открыто советую королю не волноваться из-за какой-то там войны, вести которую придется лишь в том случае, если он сам пожелает воевать. Внутренние дела, состояние финансов, интересы религии заслуживают гораздо большего внимания; и рассудительный дипломат нам нужен сейчас во сто раз больше, чем самый предприимчивый военачальник.

– И во сто раз больше иметь право притязать на благосклонность его величества, не так ли? – едко спросил кардинал Лотарингский.

– Его высокопреосвященство закончил мою мысль, – хладнокровно продолжал Монморанси, – и коли уж затронули этот вопрос, я дерзну попросить у его величества доказательства того, что мои миролюбивые усилия ему приходятся по душе.

– Какое еще доказательство? – вздохнул король.

– Государь, я умоляю ваше величество открыто объявить о чести, оказанной вами моему дому, – о согласии на брак моего сына с герцогиней Ангулемской. Я нуждаюсь в этом официальном подтверждении и в этом торжественном обещании, чтобы твердой поступью продолжать свой путь, не терзаясь сомнениями моих друзей и нелепыми нападками моих врагов.

Этот смелый выпад встречен был двояко: возгласами одобрения или возмущения в зависимости от симпатии и склонностей того или другого члена Совета.

Габриэль вздрогнул и побледнел, но тут же приободрился, когда кардинал Лотарингский живо ответил:

– Насколько я знаю, булла святого отца, расторгающая брак Франциска де Монморанси и Жанны де Фиен, еще не прибыла и может вообще не прибыть.

– Тогда можно будет обойтись и без нее, – сказал коннетабль. – Эдиктом можно объявить недействительными тайные браки.

– Разумеется, можно поступить и так, – отозвался король, по слабости характера и равнодушию готовый, казалось, уступить настойчивости коннетабля.

Габриэль, чтоб не упасть, вынужден был опереться на шпагу.

Глаза у коннетабля заискрились от радости. Партия мира, благодаря его наглой беззастенчивости, по-видимому, решительно восторжествовала.

Но в этот миг во дворе зазвучали трубы. Играли какой-то незнакомый мотив. Члены Совета обменялись недоуменными взглядами. Почти одновременно вошел церемониймейстер и, низко поклонившись, доложил:

– Сэр Эдуард Флеминг, герольд Англии, ходатайствует о чести предстать пред его величеством.

– Введите герольда Англии, – удивленно, но спокойно ответил король.

По знаку Генриха вокруг него расположились дофин и принцы, а за ними – остальные члены Королевского совета. Появился герольд, сопутствуемый только двумя оруженосцами. Он поклонился сидевшему в кресле королю. Тот небрежно кивнул ему.

После этого герольд провозгласил:

– «Мария, королева Англии и Франции, Генриху, королю Франции. За связь и дружбу с английскими протестантами, врагами нашей веры и нашего отечества, и за предложение и обещание помогать и покровительствовать им, мы, Мария Английская, объявляем войну на суше и на море Генриху Французскому». И в залог этого вызова я, Эдуард Флеминг, герольд Англии, бросаю здесь мою боевую перчатку.

Повинуясь жесту короля, виконт д'Эксмес поднял перчатку сэра Флеминга.

– Благодарю, – сухо обратился Генрих к герольду.

Затем, отстегнув великолепную цепь, которая была на нем, он передал ее герольду через Габриэля и произнес, снова наклонив голову:

– Можете удалиться.

Тот отвесил глубокий поклон и вышел. Спустя минуту снова зазвучали английские трубы, и только тогда король нарушил молчание.

– Сдается мне, – сказал он коннетаблю, – что вы несколько поторопились, обещая нам мир и уверяя нас в добрых намерениях королевы Марии. Это покровительство, якобы оказываемое нами английским протестантам, – лишь благочестивый предлог, прикрывающий любовь нашей сестры, королевы Английской, к ее молодому супругу Филиппу Второму. Война с двумя супругами… Ну, что там? Что еще случилось, Флоримон?

– Государь, – доложил вернувшийся церемониймейстер, – экстренный курьер от господина пикардийского губернатора.

– Будьте добры, господин кардинал, – любезно попросил король, – просмотрите почту.

Кардинал вернулся с депешами и передал их Генриху.

– Ну, господа, – сказал король, пробежав их, – вот и новости другого сорта. Войска Филиппа Второго… собираются в Живе, и господин Гаспар де Колиньи [25] . Гаспар де Колиньи (1519-1572) – военачальник и крупный государственный деятель С 1569 года стоял во главе гугенотов; убит в Варфоломеевскую ночь доносит нам, что их возглавляет герцог Савойский. Достойный противник! Ваш племянник полагает, господин коннетабль, что испанская армия готовится штурмовать Мезьер и Рокруа, чтобы отрезать Мариенбург. Он срочно просит подкреплений для усиления этих пунктов и отражения первых атак.

Волнение охватило всех собравшихся.

– Господин де Монморанси, – продолжал король, спокойно улыбаясь, – не везет вам сегодня с предсказаниями. Мария Английская безмолвствует, говорили вы, а нас только что оглушили ее трубы. Филипп Второй… трепещет, и Нидерланды спокойны, говорили вы также, а король Испанский так же мало нас боится, как и мы его. Во Фландрии, видимо, идет немалая возня. Так что, думается, благоразумные дипломаты должны ныне уступить место смелым полководцам.

– Государь, – отозвался Анн де Монморанси, – я коннетабль Франции, и война мне лучше знакома, чем мир.

– Это верно, кузен, – ответил король, – и я с удовольствием вижу, что ваш воинственный дух воспрянул. Извлеките же свой меч из ножен, я буду только этому рад. Я хотел всего лишь сказать, что война должна отныне стать единственной нашей заботой… Господин кардинал Лотарингский, напишите своему брату, герцогу де Ги-зу, что ему следует вернуться немедленно. Ну, а внутренние и семейные дела придется на время отложить… Что же касается брака герцогини Ангулемской, то мы, пожалуй, хорошо сделаем, если дождемся санкции папы.