Александр Дюма - Две Дианы

– Ладно, – сказал Габриэль, – но в ответ на эту историю я мог бы рассказать другую, ничем не похожую на твою.

– Историю моего второго «я»? – спокойно спросил Мартен. – Если в ней нет ничего непристойного и у вас, ваша светлость, есть желание коротенько мне пересказать ее, я бы с интересом послушал.

– Ты смеешься, негодяй? – возмутился Габриэль.

– О, ваша светлость, я ли вас не уважаю! Но странное дело, этот другой «я» причинил мне столько неприятностей, вверг меня в такие страшнейшие переделки, что теперь я невольно интересуюсь им! Иногда мне кажется, что я даже люблю этого мошенника!

– Он и впрямь мошенник, – сказал Габриэль.

Он уже был готов поверить рассказу Мартен-Герра, когда в комнату вошла кормилица, а за ней какой-то крестьянин.

– Что же это, в конце концов, означает? – спросила Алоиза. – Вот этот человек приехал к нам с известием, что ты, Мартен-Герр, умер!

– Что я умер? – ужаснулся Мартен-Герр, услыхав слова Алоизы.

– Господи Иисусе! – завопил, в свою очередь, крестьянин, взглянув на лицо оруженосца.

– Значит, «я», который не «я», помер! Силы небесные! – продолжал Мартен. – Значит, хватит с меня двойной жизни! Это не так уж плохо, я доволен. Говори же, дружище, говори, – прибавил он, обращаясь к пораженному крестьянину.

– Ах, сударь, – едва выговорил посланец, оглядев и ощупав Мартена, – как это вас угораздило приехать раньше меня? Я ведь торопился изо всех сил, чтобы выполнить ваше поручение и заполучить от вас десять экю!

– Вот оно что! Но, голубчик ты мой, я тебя никогда не видел, – сказал Мартен-Герр, – а ты со мной говоришь, будто век меня знаешь…

– Мне ли вас не знать? – изумился крестьянин. – Разве не вы поручили мне прийти сюда и объявить, что Мартен-Герра повесили?

– Как-как? Да ведь Мартен-Герр – это я!

– Вы? Не может быть! Значит, вы сами объявили о том, что вас повесили? – спросил крестьянин.

– Да где же и когда я говорил про такое зверство? – допытывался Мартен.

– Значит, все вам сейчас и выложить?

– Да, все!

– Несмотря на то, что вы же предупредили – «молчок»?

– Несмотря на «молчок».

– Ну, ежели у вас такая плохая память, так и быть, расскажу. Тем хуже для вас, если сами велите! Шесть дней назад поутру я полол сорняки на своем поле…

– А где оно, твое поле? – перебил Мартен.

– И мне в самом деле нужно вам отвечать? – спросил крестьянин.

– Конечно, дубина!

– Так вот, поле мое за Монтаржи, вот оно где!.. И вот, пока я трудился, вы проехали мимо. За плечами у вас был дорожный мешок. «Эй, друг, что ты там делаешь?» – это вы так спросили. «Сорняки полю, сударь мой», – ответил я. «И сколько тебе дает такая работа?» – «На круг по четыре су в день». – «А не хочешь заработать сразу двадцать экю за две недели?» – «Ого-го-го!» – «Да или нет?» – «Еще бы!» – «Так вот. Немедленно отправляйся в Париж. Если ты ходишь бойко, то через пять или шесть суток будешь там. Спросишь, где находится улица Садов святого Павла и где там живет виконт д'Эксмес. В его особняк ты и направишься. Его самого на месте не будет, но ты там найдешь почтенную даму Алоизу, его кормилицу, и скажешь ей… Слушай внимательно. Ты скажешь ей: „Я приехал из Нуайона“. Понимаешь? Не из Монтаржи, а из Нуайона. „Я приехал из Нуайона, где две недели назад повесили одну вам знакомую личность, по имени Мартен-Герр“. Запомни хорошенько: Мартен-Герр. „У него отняли все деньги, и, чтоб он не проговорился, его повесили… Но когда его волокли на виселицу, он улучил минутку и на ходу шепнул мне, чтоб я сообщил вам про эту беду. Он мне обещал, что за это вы отсчитаете мне десять экю. Я сам видел, как его повесили, вот я и пришел…“ Вот так ты должен сказать той доброй женщине. Понял?» – «Хорошо, сударь, – ответил я, – но сначала вы говорили мне про двадцать экю, а теперь говорите только про десять». – «Дурачина! Вот тебе задаток – первые десять». – «Тогда в добрый час, – говорю я. – Ну, а если добрая дама Алоиза спросит меня, каков из себя этот Мартен-Герр, которого я никогда не видал?» – «Гляди на меня». – «Гляжу». – «Так вот, ты опишешь ей Мартен-Герра, как будто он – это я!»

– Удивительное дело! – прошептал Габриэль, внимательно слушая этот странный рассказ.

– Значит, – продолжал крестьянин, – я, сударь, и явился объявить все, о чем вы мне говорили. А оказалось, вы попали сюда раньше меня! Оно, конечно, я заглядывал на пути в трактиры… однако поспел вовремя. Вы дали мне шесть дней, а сегодня как раз шестой день, как я вышел из Монтаржи.

– Шесть дней, – печально и задумчиво промолвил Мартен-Герр. – Шесть дней назад я прошел через Монтаржи! Н-да… Думается мне, дружище, что рассказ твой – сущая правда.

– Да нет же, – стремительно вмешалась Алоиза, – напротив, этот человек просто обманщик! Ведь он уверяет, будто говорил с вами в Монтаржи шесть дней назад, а вы вот уже двенадцать дней никуда не выходили из дома!

– Так-то оно так, – отвечал Мартен, – но мой двойник…

– И потом, – перебила его кормилица, – нет еще и двух недель, как вас повесили в Нуайоне, а раньше вы говорили, что повесили вас месяц назад!..

– Конечно, – согласился оруженосец, – сегодня как раз месяц… Но между тем мой двойник…

– Пустая болтовня! – вскричала кормилица.

– Ничуть, – вмешался Габриэль, – я полагаю, что этот человек указал нам дорогу истины!

– О, господин, вы не ошиблись! – радостно закивал головой крестьянин. – А как мои десять экю?

– Можешь не беспокоиться, – сказал Габриэль, – но ты сообщишь нам свои имя и местожительство. Возможно, со временем ты понадобишься как свидетель. Я, кажется, начинаю распутывать клубок многих преступлений…

– Но, ваша светлость… – пытался возражать Мартен.

– А сейчас довольно об этом, – оборвал Габриэль. – Ты, Алоиза, последи, чтоб этот добрый человек ушел, ни на что не жалуясь. В свое время дело это разрешится… Однако уже восемь часов. Пора идти в Лувр. Если король даже не примет меня до полудня, я, по крайней мере, поговорю с адмиралом и герцогом де Гизом.

– После свидания с королем вы сразу же вернетесь домой?

– Сразу же. Не волнуйся, кормилица. Я предчувствую, что, несмотря ни на что, выйду победителем.

– Да, так оно и будет, если господь бог услышит мою горячую молитву! – прошептала Алоиза.

– А тебя, Мартен, мы тоже оправдаем и восстановим в своих правах… но не раньше, чем добьемся другого оправдания и другого освобождения. А пока будь здоров, Мартен. До свидания, кормилица.

Они оба поцеловали руку, которую им протянул молодой человек. Потом он, строгий и суровый, набросил на себя широкий плащ, вышел из дома и направился к Лувру.

«Вот так же много лет назад ушел его отец и больше не вернулся…» – подумала кормилица.