Поль Д'Ивуа - Вокруг света с десятью су в кармане

– На чем основываете вы ваше мнение, сударь?

– На шведской легенде одиннадцатого века; во времена короля Вильгельма Завоевателя, царствовавшего с тысяча сто семидесятого по тысяча двести сорок первый год, на горе Куллаберг в Скандинавии жил волшебник, разрешавший мореплавателям обогнуть мыс Куллен не иначе, как заставив кого-нибудь из них выкупаться. Теперь обязанности этого волшебника исполняет на экваторе бог тропиков.

– Все это очень любопытно, – сказала мисс Оретт, – но я никогда не видала таких крестин; мне бы не хотелось быть их героиней.

– Не беспокойтесь, отец ваш завтра уплатит матросам установленный выкуп; да, кроме того, герой уже намечен. Обыкновенно избирается для этой цели пассажир, ни разу еще не пересекавший экватора. У нас таковой налицо.

– Кто же?

– Этот милый господин Буврейль: стоит мне сказать слово боцману, и завтра он получит традиционную ванну в баке.

Мисс Оретт улыбнулась. Улыбка эта была знаком согласия. Лаваред не без удовольствия думал об этой маленькой отместке. При первом его слове боцман сказал:

– Этого сумасшедшего… что ж… хороший душ ему не повредит.

Итак, на следующий день, несмотря на крики и протесты, Буврейль был схвачен четырьмя людьми в костюмах служителей Нептуна.

Офицеры парохода, согласно обычаю, делали вид, что ничего не видят. Дон Хозе тоже не вмешивался в дело; он, в сущности, не имел ничего против, так как Буврейль слишком долго ломался, прежде чем дать расписку. Пассажиры поместились на корме, музыка заиграла торжественный марш. На палубе был праздник, все были веселы, исключая злополучного Буврейля.

Представление началось. Послышался громкий ружейный залп, показалось шествие бога экватора, а матросы, взобравшись на рангоут, пригоршнями бросали на палубу бобы. Бог, ведя под руку свою супругу – маленького юнгу со стружками вместо волос, – поместился на троне под грот-мачтой. Вокруг этой группы разместились придворные тропического двора, астроном, юнга-купидон и т. д. Все были в фантастических костюмах и длинных бородах из пакли.

Тогда бог Тропиков поднялся и в напыщенной речи объявил пассажирам и морякам, пересекавшим в первый раз экватор, что он по своей отеческой заботливости решил отрубить им голову, чтобы их вылечить от мигрени, и отпилить им члены, чтобы предохранить их от ревматизма. Затем прошел ряд больных. Каждого из них два жандарма подводили к покрытому доской баку. Больной совал по монете каждому из жандармов, ему подносили к губам священное кольцо, выливали в рукав или за шею флакон одеколона – и этим шутка кончалась.

Эта первая часть увеселения была сделана на скорую руку. Экипажу хотелось поскорее дождаться очереди Буврейля. Сумасшедшего вполне предоставили матросам, и они ждали его с нетерпением. Финансист, ничего не подозревая, смотрел, как его товарищи проходили мимо бака, и, услыхав свое имя, любезно отдался в руки жандармов, на которых была возложена обязанность провести его к «Реrе Trois Piques». Радостное «ура» огласило воздух.

Буврейль окинул всех удивленным взглядом. Он увидел кругом восхищенные лица; матросы, пассажиры ликовали, и более всех Лаваред, стоявший около мисс Оретт, смеявшейся до слез, несмотря на британскую чопорность. Сам сэр Мирлитон под руку с дочерью, казалось, намеревался принять участие в общем веселье. Этот почтенный англичанин, конечно, с трудом удерживался от смеха, что придавало ему комичный вид.

Буврейль предчувствовал несчастье. Радость врага всегда худое предзнаменование. Он хотел убежать от матросов, но эти последние схватили и довольно грубо посадили его на доску, покрывавшую бак. Он пытался вырваться, но тяжелые руки пригвоздили его к месту. Другие представители тропического маршальства поддерживали его кто за голову, кто за ноги, так что он не мог и двинуться.

Один из палачей приблизился к нему и, держа перпендикулярно гвоздь над его головой, делал вид, что вбивает его сильными ударами молотка. При других обстоятельствах Буврейль понял бы, что это была только шутка, но с того дня как он вступил на этот злополучный пароход, все его дразнили, обращались с ним плохо и грубо, он потерял способность соображать. Увидя острие гвоздя и молоток, он, подумав, что ему пришел конец, испустил крик ужаса – ему ответили громкими взрывами смеха. Гвоздь был из выкрашенного хлебного мякиша.

Страх был комичен; ростовщик сознавал это, и его гнев возрастал. Он бросил на Лавареда взгляд, который заставил бы его дрожать, если б он не рассказывал что-то молодой англичанке, слушавшей его с полузакрытыми глазами, слегка раскрасневшимися щеками и с улыбкой на губах. Но не все муки кончились для несчастной жертвы. Появился другой палач с огромными клещами в руках.

Он объявил, что надо… вырвать ногти у пациента.

И снял с него… сапоги.

Третий нес пилу, угрожая перепилить шею; он только дотронулся до спины веревкой.

Буврейль больше не сопротивлялся и позволил себе вымазать лицо черным и белым.

Проделав все это, матросы его отпустили. Он думал, что его испытание кончилось, и хотел встать. Его мучители как будто только этого и ждали; они качнули доску, на которой он сидел, и ростовщик самым смешным образом погрузился до шеи в бак со старыми помоями с углем от сожженной кости, солью, перцем, ваксой – словом, со всеми отбросами, какие только были на пароходе.

Буврейль делал необыкновенные усилия. Цепляясь за края, он пытался выкарабкаться. Но вдруг в бак был пущен нагнетательный насос, жидкость брызнула, и желтые потоки полились на голову несчастного. В это время с марса вылили на него воду из ведер, припасенных матросами для довершения этих странных крестин.

Ничего не видя, задыхаясь, Буврейль рычал, жестикулировал, напрасно отмахиваясь от этого ливня.

Все присутствующие разразились хохотом. Даже сэр Мирлитон не мог сдержаться. Душ не прекращался. Доктор на палубе поощрял матросов:

– Продолжайте, ребята. Вы делаете одолжение этому несчастному. Душ – лучшее средство от той болезни, которой он страдает.

И матросы не оставили его слов без внимания. Но есть граница человеческим силам. Смех мешал им. Матросы выпустили ведра и перестали удерживать пациента. Буврейль воспользовался своим положением. Одним прыжком, на который его мучители не рассчитывали, он выскочил из бака и бросился бежать, но в каком виде!

С него текло, он в ужасе дрожал. Лицо и руки были невозможного цвета. С волос текла вода, платье прилипло к телу, и при этом, вне себя от гнева, он грозил кулаком всем этим подсмеивавшимся над ним людям. Он побежал под палубу, куда Лаваред ему прислал для смены одежду, взятую из багажа Буврейля же, багажа, привезенного в каюту перед отплытием.