Марина Алексеева - Пираты Короля-Солнца(ч1-5,по главу19)

– Возвращения? – печально переспросил Атос.

– Да, возвращения! – воскликнула Шевретта, сверкнув глазами, – И не смей мне возражать!

Вздох был ответом. Полчаса спустя Атос, прекрасно знавший побережье Тулона, проводил герцогиню на яхту ''Виктория''. Название яхты привело Шевретту в восторг. Она увидела в этом добрый знак, волю Провидения.

– Виктория… Победа…, – прошептала она, – Так должно быть.

Наши победят, вот увидишь! А теперь, дорогой граф, отнесите меня в лодку.

– Повинуюсь!

Граф взял Шевретту на руки и отнес в лодку. Они обнялись и еще раз взглянули на белую ''Викторию'', готовую к отплытию.

– Тебя я с собой не приглашаю, мой милый кэп, долгие проводы

– лишние слезы. Я тоже немного суеверна, это не к добру – возвращаться. Не волнуйся, я все сделаю правильно. Подожди меня, мы вместе решим, как быть дальше. Мне так много надо сказать тебе!

– Мне тоже! – ответил Атос, – Я жду! х х х

В это время флагман Бофора, прекрасный трехмачтовый галеон "Корона", скользил по волнам Средиземного моря. Анри де Вандом, помня о запертом в сундуке юном Ролане, решил подойти к

Бражелону с вполне определенной целью: наговорить комплиментов, любезностей, напроситься в гости и, улучив минутку, незаметно выпустить из сундука де Линьета. Анри так и сделал. Он направился к группе, окружавшей герцога де Бофора. Слова приветствия замерли у Анри в горле, когда он увидел, что Рауль при его приближении резким движением надвинул шляпу на самые глаза. Анри готов был поклясться, что зрение его не обмануло, и по щекам отчаянного парня катились слезы. Вандом решил отвлечь внимание бофоровой свиты на себя, чтобы дать Раулю возможность успокоиться. Решение пришло моментально. Вандом обратился к Сержу де Фуа:

– А что же молчит наш бард? Песню, господин де Фуа, песню!

Бофор мельком взглянул на Рауля, внимательно на Анри, слегка улыбнулся и подхватил:

– Да, спой нам, мой дорогой бард!

Серж де Фуа ответил герцогу поклоном, выражавшим согласие.

Ему подали гитару. Серж перебрал струны и сказал:

– Я спою вам, господа, известную английскую песню. Я перевел ее на французский, правда, слегка изменив текст. Эту песню очень любили кавалеры, сторонники Карла Первого, во время диктатуры

Кромвеля – изгнанники на собственной родине.

Серж вздохнул. Вскочил на бочку. Взглянул на своих зрителей.

– Просим! – сказал Бофор.

– Но помните, господа, предупреждаю честно – не я автор песни!

Серж де Фуа чаще исполнял песни собственного сочинения.

Вот и берег французский исчез за кормой,

Нам уже никогда не вернуться домой,

Но случись, что о родине я загрущу,

Я в глазах твоих небо отцов отыщу.

На мгновение встретились голубые сияющие глаза Вандома и виконта, все еще полные слез. Вандом, загородив собой виконта, встал на пути у де Невиля, который хотел подойти к другу. А Рауль, глядя в голубые глаза Анри де Вандома, вспомнил слова отца, сказанные, когда они покидали Париж: "А теперь, едем, Рауль, погода так божественно хороша, небо так чисто, небо, которое мы будем видеть над своей головой, которое в Джиджелли будет еще чище чем здесь, и которое вам будет напоминать вам в чужих краях обо мне, как оно напоминает мне здесь о Боге".*

… * А. Дюма.

…

Голубые глаза…Такого же цвета были глаза герцогини де Бофор. Паж Анри очень сильно напоминал Раулю спасенную им девушку. Вандом все так же пристально смотрел на него. Рауль, смущенный и раздосадованный тем, что паж увидел его слезы, взглянул на небо. ''Каким будет небо в Джиджелли?'' – подумал он. Странная вещь! В этот момент он совсем забыл о голубых глазах своей прежней любви, Луизы. А Серж повторил концовку куплета: ''Но случись, что о родине я загрущу, я в глазах твоих небо отцов отыщу…'' Рауль резким движением надвинул шляпу еще глубже – на самый нос.

Серж продолжал:

Милый друг мой, от недругов мы убежим

Прочь за море, куда не добраться чужим,

Бесприютные скалы чужих берегов

Милосердней жестоких и подлых врагов.

Там я буду ласкать этот локон витой,

И гитары твоей слушать звон золотой,

Там не тронет жестокий палач ни одну

Шелковистую прядь, золотую струну.**

… **Автор, преодолев невольную робость, ставит в известность уважаемых читателей, что песня Сержа представляет собой несколько измененное стихотворение Томаса Мора.

…

Вот тут Рауль и вспомнил о своем талисмане, белокуром локоне Луизы. Дальше он слушать не мог! Оставив герцога, он пошел в свое помещение. Уходя, Рауль услышал комментарий Сержа: `'Я плохой переводчик, господа, в оригинале речь шла о золотом локоне.''

– Я почему-то так и подумал! – воскликнул Анри, тряхнув золотистыми кудрями, – Повторите! Еще раз, господин де Фуа, мы все вас просим!

– Просим, просим! – зааплодировала свита.

Серж опять поклонился и начал сначала

– Вижу яхту на горизонте! – донесся голос впередсмотрящего.

– Кто это может быть? – пробормотал Бофор, – Сейчас узнаем. Анри, подзорную трубу!

Бофор вглядывался в горизонт несколько минут, пока Серж на бис исполнял свою ''Прощальную''.

– Ничего не разобрать, – вздохнул герцог и отдал трубу Сержу, – Подождем пока. А сейчас гульнем, мои львята!

– Что с вами? – спросил Гримо.

Как бесили Рауля эти сочувственные вопросы! Он не хотел рассказывать о своих переживаниях даже Гримо и чуть было не огрызнулся, но выдавил из себя кислую улыбочку и, немного обрадовавшись своей находчивости, заговорил:

– Знаешь, старина, Серж там, на верхней палубе, пел такую песню… прекрасные слова, и исполнял ее наш бард с таким воодушевлением, лирическая музыка – эти гитарные переборы… Старик, как ни смешно, но я растрогался. Этот дьявол Серж не зря прозван нами бардом.

Гримо кивнул, вполне поверив такому объяснению.

– Жаль беднягу Сержа, – вздохнул Рауль.

– Себя пожалейте, – проворчал Гримо.

Рауль махнул рукой. Гримо поскреб лысину, откашлялся и заговорил:

– Что же до вашего Сержа, я всегда был в курсе его любовных дел, аж со времен Фронды. Все то же – мадемуазель де Монпансье, герцогиня Орлеанская? Ей, небось, адресована прощальная песня?

Рауль удивленно посмотрел на Молчаливого. Таких длинных речей он не ждал от своего неразговорчивого Гримо. Поскольку в шестидесятые годы Семнадцатого века титул герцогини Орлеанской носили две юные дамы – и Генриетта-Анна, жена принца Филиппа, брата короля, и Анна-Мария-Луиза Орлеанская, дочь дяди короля Гастона, м-ль де Монпансье или Великая Мадемуазель, ограничимся последним именем Великой Мадемуазель, а принцессу Генриетту так и будем называть, чтобы было ясно, о ком идет речь. Обе эти дамы, хоть и не играют главной роли в нашей истории, но их рыцари – Серж и де Гиш – друзья нашего главного героя, и, следовательно, без герцогинь Орлеанских обойтись просто невозможно.