Марина Алексеева - Пираты Короля-Солнца(ч1-5,по главу19)

– Вы относитесь ко мне предвзято, я же вижу! – опять закричал Жан, – Мне нет дела до того, какие у вас были разногласия с моим отцом в прошлом, но сейчас вы не имеете права мне отказывать! Что вам моя сестра? Луиза вот-вот выйдет замуж! Даже если со мною что-то и случится, мое имя может по личному указу Его Величества перейти к ее будущему ребенку. Я слышал, так делают в чрезвычайных случаях.

– Ваша сестра не выйдет замуж, – проговорил Бофор.

– Выйдет! – крикнул Жан, – Очень скоро! За виконта де Бражелона!

Бофор закатил глаза, а полковник выругался.

– Не морочьте мне голову, молодой человек, и возвращайтесь в свой коллеж.

– Я дойду до Его Величества Короля, – пригрозил Жан, – И добьюсь своего.

– Вот вам добрый совет напоследок – поезжайте лучше ко Двору Его Величества, – сказал полковник, – Пока Фортуна… – он закашлялся, -… благосклонна к представителям семейства Лавальер.

Бедный Жан так ничего и не понял. Мы вернулись в коллеж, перебрались через стену и, поскольку сумасшедший Жан собирался в Париж, я рассказал ему все, как мне передавали. И тогда Жан заявил: "Либо ты откажешься от своей клеветы, либо мы будем драться". Мы стали драться. Сбежались святые отцы. Меня выгнали из коллежа. Без треска. Я уже был не школяр, а гвардеец! А Жану ничего не было. Лавальер! Наши преподаватели тоже были в курсе. Тогда же Жан получил письмо из Парижа от сестры. Но в письме Луиза сообщала брату только о своем разрыве с виконтом, причем, по ее словам, именно он был инициатором разрыва. О короле она ничего не писала. А дальше я не знаю, что у них там было. Остался ли Жан доучиваться или поехал в Париж выяснять кто прав, кто виноват – мы, бывшие друзья, расстались очень холодно. Не скажу враждебно, но и не так тепло, как встречались обычно после летних каникул.

– А ты ему напиши, – посоветовал де Линьет.

– У меня и без Жана уйма корреспонденции, – заявил Шарль-Анри.

– Виконт прав, – заметил Гугенот, – Мальчишки упорствуют в заблуждениях, мужчины признают ошибки.

– А ведь пирушка организовывалась с тем, чтобы расслабиться и забыть о проблемах, – проговорил де Невиль, – Что-то мы затихли и носы повесили.

– Потому что давно не пили! – заметил Серж,- Как хотите, господа, но после откровений господина художника и нашего молодого волонтера не обойтись без агуардьенте. Опрокиньте – и сразу налегайте на ветчину. По полной – и вперед!

Серж де Фуа хотел придать беседе легкий, непринужденный характер и не затрагивать тем опасных и печальных, но он внимательно посмотрел на напряженные лица собравшихся, и то ли он все-таки плохо контролировал себя, то ли поэт, влюбленный в прелестную и отважную дочь трусливого и вероломного Гастона Орлеанского взял верх над бесшабашным гулякой, но вице-король сказал вполголоса:

– А знаете, мой юный друг, во всей этой истории самый несчастный не кто иной, как Жан де Лавальер. Если, конечно, он такой как мы, а не как они…титулованные лакеи.

– Жан такой как мы, – горячо воскликнул Шарль-Анри, – И поверьте мне, господа, Жан был бы нам добрым товарищем! Жаль, очень жаль, что Жан не с нами. Он с детства мечтал о морских приключениях. Жан мне много чего рассказывал о тех временах!

– Тогда мне вдвойне жаль юного маркиза,- все так же меланхолически продолжал Серж, – Если он дорожит своей честью, если у него представление о чести рыцарское, в наше время архаичное, а не придворное, то титул ''брат фаворитки'' – этим все сказано. Потому ваш полковник и посоветовал Жану искать счастья не в опасных походах, а при Дворе Его Величества.

– Я, кажется, тебя понял, – сказал Оливье.

– А я не понял. Объясните провинциалу, – вызывающе сказал де Линьет, – Что вы хотите сказать, называя нашу честь, рыцарскую честь, архаичным – то есть устарелым понятием?

– Вы жили при Дворе? – спросил Оливье.

– Нет, сударь. Не выпало такой чести.

Оливье взвыл, а Серж мрачно усмехнулся.

– Не жили при Дворе, так и не поймете. Поговорите на эти темы с вашим младшим братом – он уже, похоже, понял разницу.

– Ролан еще ребенок, – сказал де Линьет, – Он грезит наяву, мечтая о славе.

– И герой его грез – доблестный рыцарь Жоффруа де Линьет. Не хмурьтесь, дорогой виконт, я не вышучиваю нашего барабанщика. В трудный момент Жоффруа, незримый и невидимый, придет на помощь и вам и Ролану. Это ваша сила. Вы можете совершать подвиги, мечтая быть достойными своего предка Жоффруа. А Жан, что бы он ни сделал, за его спиной останется шепот завистников и сплетников: ''брат фаворитки''. Даже если бы Жан совершил какой-нибудь блистательный подвиг, нашлась бы сволочь и сказала бы, что орден или звание, да любую награду, какую ни возьмите, Луиза заработала братцу в королевской постели. Вот что значит быть братом фаворитки, господа Пираты.

– Жан еще себя покажет, – сказал Шарль-Анри, – Вот увидите!

– Может, увидим, может, нет, – пожал плечами Серж, – Скорее всего, не увидим. Скорее всего, король не сегодня-завтра вызовет Жана ко Двору, а Двор, скорее всего, его обломает. И вы, вернувшись во Францию, чего я от всей души вам желаю, Шарль-Анри, не узнаете в придворном надушенном маркизе, или, быть может, герцоге, своего приятеля по коллежу, мечтавшего в детстве о морских путешествиях. Да какой мальчишка не мечтал об этом в детстве!

Оливье встал, вонзил свою шпагу в мачту на уровне полутора метров и выкопал из букета самую большую и пышную розу.

– Что это делает наш магистр? – спросил Люк.

– Sillence!* – прижал палец к губам Оливье,- Вы очень много болтаете, и очень много лишнего. Потом сами будете жалеть.

… * Sillence! – Молчание! /англ./

…

– Это у них еще Франция из головы не выветрилась. И Двор Короля, – усмехнулся Гугенот.

– Франция не должна выветриваться из головы! – закричал де Линьет, – Никогда!

– Да я не о том, уважаемый виконт, – сказал Гугенот, – Но Двор должен выветриться. Чем скорее, тем лучше для всех нас. Впрочем, чем дальше мы будем от Франции, тем больше наши разговоры будут приобретать восточный колорит.

– А розу эту,- сказал Оливье, – Я прикреплю к гарде моей шпаги. Вспоминайте древних римлян. Эти ребята умели пить! Взглянув на висящую над пиршественным столом розу, благородные патриции говорили себе: ''Стоп!'' и, как бы ни бухали, но прикусывали себе язык во время самых разнузданных оргий.

– Кыф! – сказал Гугенот, – Это я по-арабски.

– Кыф!!! – со смехом закричала компания.

– А еще, – сказал де Невиль, – Тут, на гарде шпаги, моя роза. Роза Невилей. На гербе. Мы пируем под розой Прованса, которая настоящая и розой Невилей, которая металлическая. О, я уже очень хороший, если заговорил о розе моих предков.

– Ты уже говорил это. Мы все видим, какой ты хороший, – пробормотал Гугенот, – Люк, как вам нравится эта композиция? Шпага, вонзенная в грот-мачту и роза в крестообразной гарде.