Виталий Гладкий - Басилевс

Оронт, заметив маневр Гордия, злобно выругался. Он ни в коей мере не предполагал, что оруженосец мог заметить засаду, но теперь его лучшим стрелкам было весьма сложно попасть в прикрытого слугой царевича. Однако все равно нужно было начинать, и Оронт подал условный знак Фату…

Дождь стрел и дикий вой со стороны балки не застал врасплох опытных воинов охраны. Не зная количества разбойников, они не рискнули ответить, а, закрыв щитами Митридата, стали нахлестывать коней, чтобы побыстрее оставить опасное место. Потери были только среди пиратов – двое из них навсегда остались на скифской равнине, на что Селевк ответил стоном, перешедшим в вопль ненависти. Но Оронт предусмотрел и такой поворот событий. Когда всем уже казалось, что опасность позади, навстречу им, горяча нагайками мохноногих полудикарей, выметнулась лава, ощетинившаяся дротиками. Дорога на Пантикапей была закрыта.

Гордий в отчаянии оглянулся – и до скрежета стиснул зубы. Позади, там, где балка упиралась в дорогу, из кустарников, проклиная рвущие одежду колючки, хлынули неистово орущие разбойники. Митридата окружили по всем канонам воинского искусства.

Однако будущий басилевс Понта остался на удивление спокойным и уравновешенным. Казалось, что его даже забавляли беснующиеся бандиты, спешившие побыстрее схлестнуться врукопашную. Неторопливо надев шлем, он подал команду, и миксэллины, отменные стрелки, еще не растерявшие вошедших в кровь и плоть вековых навыков, стали опорожнять колчаны с такой невероятной быстротой, что нападавшие, многие из которых уже успели ощутить точность прицела пантикапейских воинов на своей шкуре, опешили, и стали поворачивать коней вспять. Но тут раздался зычный голос Фата – а бандиты боялись своего главаря больше любой, даже смертельной опасности, – и они вновь ринулись на окруженных путников.

Закипела сеча. Не столь искушенные, как их противники, в подобных сражениях, где воинское мастерство имеет очень большое значение, разбойники пытались взять не умением, а количеством. Но и гоплиты, и пираты сражались стойко, и каждый из них в бою стоил по меньшей мере двух-трех бандитов.

Самая жестокая рубка завязалась возле Митридата, Селевка и Гордия, образовавших тесный круг. Кистень юноши крушил щиты и шлемы разбойников, кривые мечи Селевка порхали как молнии, а топор слуги валил на землю подручных Фата вместе с лошадьми.

Но, несмотря на стойкость и великолепную воинскую выучку, перевес в схватке постепенно клонился на сторону бандитов. Уже пали почти все миксэллины, из пиратов осталось на ногах не более четверых, а разбойничья свора, невзирая на страшные потери, все кружила и кружила возле предполагаемой добычи, словно оголодавшее воронье.

В запале битвы никто из сражающихся не заметил, как из глубины степи к месту схватки мчали всадники такого дикого облика, что казались исчадиями аида. Их воинское облачение было грубым и неказистым с виду – кожаные шлемы, панцири из роговых чешуек, деревянные щиты, для большей прочности окованные срезами лошадиных копыт, и вместо мечей дубины, утыканные острыми осколками кремня. Единственным оружием, достойным особого внимания и уважения, были у этих дикарей длинные копья с толстыми древками, широкие железные наконечники которых выглядели устрашающе. Впереди этой орды скакали, судя по одежде, три эллинских гоплита; двое из них поражали богатырской статью.

Это были наши друзья – Тарулас, Пилумн и Руфус. Набрав, наконец, нужное количество волонтеров среди племенного объединения аспургиан, они возвращались в Пантикапей. Переводчик и проводник, тоже аспургианин-ветеран, прослуживший на Боспоре лет десять, подсказал наиболее удобное место для переправы почти в месте слияния Боспора Киммерийского с Меотидой, где плотные залежи намытого песка образовали мелководные косы, в которых не застревали копыта коней. Оттуда, конечно, было дальше до столицы, но ленивому Пилумну до смерти не хотелось болтаться в воде пролива; он предпочитал надежную земную твердь, тем более, что степь изобиловала дичью, а голос желудка наш бродяга считал самым веским и разумным доводом в пользу своего каприза.

Как бы там ни было, но теперь наши друзья, изрядно подуставшие за время скитаний по кочевьям варваров, где так и не нашлось места волнующим кровь приключениям, торопились наверстать упущенное. Битву они увидели издалека и даже успели определить кто есть кто, а потому без колебаний поспешили на помощь пантикапейским гоплитам, или, по крайней мере, просто эллинам, окруженным разбойниками.

Удар собранной, что называется с миру по нитке, команды сарматов-аспургиан застал бандитов врасплох. Будущие наемники стремились в бой по несколько иной причине, нежели их начальники – они просто хотели пограбить. В услужение к эллинам шли только самые бедные в надежде разбогатеть, так как царским гоплитам полагалась кроме жалования и часть захваченной в сражениях добычи. Поэтому не стоит удивляться той ретивости и бесшабашной ярости, с которой аспургиане набросились на порядком потрепанных в кровопролитной схватке разбойников.

Вскоре поле битвы было расчищено: длинные копья волонтеров, нанизывающие бандитов, как перепелов на вертел, сделали свое дело с ужасающей быстротой и жестокостью. Не обращая больше на павших никакого внимания, бывшие табунщики и охотники достали арканы и принялись вылавливать остальной сброд, разбегаю-щийся куда глаза глядят.

– Я искренне благодарен вам за помощь, – обратился радостный Митридат к Руфусу, принятому им, благодаря комплекции, за предводителя.

В том, что перед ним гоплиты Боспора, у юноши не было сомнений – любивший побрякушки Руфус не поленился нацепить на свою внушительную грудь все причитающиеся ему, как лохагу, знаки отличия, начищенные до блеска.

– Да чего там… – смутился богатырь.

– Ба-ба-ба, кого я вижу! – неожиданно возопил Пилумн и сгреб за грудки Селевка с такой невероятной прытью, что тот даже не успел опомниться. – Брат, – обратился он к Таруласу, – ты посмотри, какую птичку я поймал. Э-э, не трепыхайся, голубок! – с угрозой рыкнул он, заметив, как рука пирата метнулась к поясу, где висел нож. – Иначе я тебя укорочу ровно до плеч. Это ведь наш бывший хозяин, сто болячек ему в печенку.

– Отпусти его, – сурово приказал Митридат. – Он мой союзник и друг.

– А это еще что за начальник нашелся? – насмешливо поинтересовался Пилумн, не выпуская из рук присмиревшего Селевка.

Он, конечно, узнал Митридата, но ему и в голову не могло прийти, кем был юноша на самом деле – просто сын какого-то купчишки, не более того.

– Перед тобой будущий царь Понта, чтоб тебя… – наконец сумел прохрипеть полузадушенный Селевк.