Михаил Громов - В небе и на земле

На этом я прервал писание, чтобы чуть передохнуть. Взглянув на пришедшую почту, я увидел письмо. Оно было получено редакцией журнала «Наука и жизнь», которая любезно переслала его мне. Написала это письмо женщина, жившая в той же даче (на втором этаже), в которой проживала наша семья последнее время на Лосиноостровской. Соседка, прочитав в журнале «Наука и жизнь» небольшую статью обо мне - «Начало пути» - вспомнила те времена, красоту природы, окружавшей тогда Лосинку, Останкино, Свиблово и выразила пожелание поставить на даче, где мы проживали, мемориальную доску. Но это неосуществимая мечта… Прошло 70 лет. Теперь на этом месте стоят многоэтажные жилые дома, а вместо Лосинки вырос город Бабушкин (В настоящее время город Бабушкин входит в состав Москвы.) . А в те времена станция Лосиноостровская размещалась в маленьком деревянном домике, и были две низенькие платформы, возле которых останавливались пассажирские поезда. Лосиноостровская была большой, сортировочной станцией. Почти рядом со станцией находился домик, в котором жил начальник станции Переслегин со своей семьёй. На левой стороне железной дороги было несколько дач и одна лавка. На правой стороне, напротив станции, стоял небольшой деревянный домик, который со всех сторон окружал только лес. В этом домике жил начальник железнодорожного движения станции - старичок-немец со своей супругой и сыном - «вечным студентом» Артуром. Фамилия их была Гаузе. Я пишу об этих фамилиях, так как в 1975 году случайно на отдыхе в пансионате меня вдруг остановил один генерал и спросил: не говорит ли мне что-либо фамилия Переслегин? Я посмотрел на него внимательно и, так как он очень похож на своего отца, узнал в нём сына бывшего начальника станции Лосиноостровская. Прошло более 65 лет с тех пор, как мы не виделись. Мы были, конечно, рады такой неожиданной встрече и вспоминали те давние времена - родителей, родных, станцию с её сторожем Баландиным с широкой бородой-«лопатой». Баландин давал один звонок (в специальный медный колокол) перед подходом поезда к станции, два звонка - при остановке поезда и три звонка - когда все пассажиры должны были сесть в поезд. Свисток паровоза был последним сигналом к отправке. Первый звонок был очень кстати и удобен особенно зимой. Греющиеся в помещении станции знали, когда было пора выходить к поезду. Вспоминали мы с Переслегиным многие семейные встречи, праздники с ряжеными. Вспомнили, как однажды Артур, парень громадного роста, нарядился в женское платье, надев шляпу с торчащим кверху большим пером. И вот эту «даму» вёл под «ручку» кавалер ниже «её» чуть ли не вдвое. Контраст в росте вызывал смех, когда они прогуливались по платформе мимо людей, ожидавших поезд. Все знавшие Артура любили его как балагура, первого весельчака и остроумного человека. Расстались мы с Переслегиным, обменявшись адресами и пожелав друг другу здоровья. В нашем возрасте все разговоры заканчиваются пожеланиями одного и того же…

Передышка кончилась, и я снова могу продолжить свой рассказ, прерванный небольшим отступлением.

Военный городок Мыза-Раёво был расположен на базе бывшей старинной усадьбы. Возле неё находился старый парк с двумя искусственными прудами и великолепными, уже старыми, липовыми и берёзовыми аллеями. Менее чем в одном километре от нашего жилья был большой пруд, в котором водились караси… Окружающая природа была девственна и живописна!

Отец мой ещё со студенческих лет был силачом и отличным гимнастом. В его комнате всегда висели трапеция и кольца, а в углу комнаты лежали гири. Когда он проделывал различные упражнения и трюки, я взирал с удивлением и страстностью, и желание подражать ему было во мне непреодолимо. Гениальный И.М.Сеченов пишет, что «подражательность вообще есть свойство, присущее всем без исключения людям, притом пронизывающее всю жизнь, и в зрелом возрасте в страшно сильной дозе…» Да, он, как всегда, прав. Я думаю, и я «обезьянничал», тем более что отец «подначивал» меня и иногда говорил:

– А вот «лягушку» тебе на трапеции ни за что не сделать!

Или:

– А вот такого упражнения с гирей тебе не сделать! (конечно, с соответствующим весом).

Я старался, как мог, и многое мне удавалось. Отец, как врач, твёрдо был убеждён, что здоровый ребёнок не может «надорваться». Он говорил, что таких случаев в жизни не было, и быть не может. Особенно это относилось к ребёнку, у которого защитная реакция чрезвычайно сильна. С такой точкой зрения не все согласятся. Но вот И.М.Сеченов пишет: «Кто знает, как ребёнок пускает в ход все заученные им движения, причём пускает их с непостижимой для взрослого энергией?» Я - живой пример правоты их мнений.

Летом мы, ребята, увлекались различными спортивными играми, бегали наперегонки, играли в «чижика», в лапту и т.п. Чарующее влияние природы было постоянным и очень сильным! С ранней весны мы собирали цветы; затем поспевала земляника, за ней - лесная малина, а там появлялись и грибы. Не сразу можно ответить, что может быть увлекательнее и прекраснее такого общения с природой…

Шло время. Довольно рано отец подарил мне перочинный нож, объяснив его назначение и как нужно им пользоваться. Этот универсальный инструмент пришёлся мне по вкусу. Правда, я иногда всё же обрезался, но без него мне, мальчишке, было как без рук. Я делал то «чижика», то мельницы над весенними ручьями, то лук со стрелами, удочки… В результате мои руки обрели ловкость и осторожность, а это - путь к мастерству.

В шесть лет я уже научился плавать и уходил с ребятами на дальний пруд купаться. Мать сильно беспокоилась, а отец, наоборот, всегда поощрял мою самостоятельность. Я как-то случайно услышал разговор матери с отцом. Она сетовала, что я убегаю на пруд с ребятами, забывая даже спросить разрешения.

– Ведь это может плохо кончиться! - говорила она.

Но отец ей ответил:

– Видимо, мал ещё, поэтому заиграется и забывает спросить разрешения. Что же поделаешь! Ведь если он «утечёт», то ничем уже не поправишь, а вот при возвращении надо объяснить, что ты волнуешься, когда не знаешь, где он. Нужно, чтобы ему стало стыдно. Но разрешать всё же нужно, это дело полезное, пусть растёт здоровым и смелым.

Такие слова почему-то запоминаются на всю жизнь…

Однажды вечером отец взял меня с собой прогуляться на «большой» пруд. Он захватил с собой старое шомпольное ружьецо, а я взял сачок для ловли рыбы. Подойдя к самому пруду, я спустился к ручью, впадавшему в пруд, чтобы не мешать отцу, решившему поохотиться на уток, и стал ловить пескарей. Вскоре раздался выстрел. Я не вытерпел и побежал к отцу посмотреть, что там происходит. А он подстрелил утку и, ликующий, шёл мне навстречу. На меня это произвело сильное впечатление, особенно после того, как он взволнованно рассказал, как ему это удалось сделать.