Михаил Громов - В небе и на земле

Швейцарец - Альп вершинами с их горными долинами,

Швейцарками здоровыми и дойными коровами.

А мы - самодержавием, поповским православием,

Различных царств коронами с остзейскими баронами,

С их собственным достоинством,

Христолюбивым воинством…

Во время русско-японской войны отец нарисовал политическую карикатуру. Она изображала нечто вроде бочки, из которой в одну сторону (японскую) сыплются деньги, а в другую (русскую) - высовывается кукиш.

Помню, что отец не любил общаться со знакомыми (особенно военными), стоящими выше его по чину (званию). Очень он любил людей простых, «небольших». Как ни странно, но и эта его особенность также передалась мне. С малых лет и до сего времени я любил и люблю встречаться с людьми, интересными для меня не высокими чинами, а любовью к искусству, литературе, с людьми увлечёнными, умными.

* * *

Теперь мне хочется сказать, что моя мать тоже оказала на меня немалое влияние. Ещё в дошкольном возрасте, когда отец бывал занят вечерами, она много нам с сестрой рассказывала, как я уже упоминал, а главным образом, очень много и выразительно читала стихи, прозу, подбирая их содержание по возрасту. Особенно хорошо она читала «Вечера на хуторе близ Диканьки» Н.В.Гоголя, «Записки охотника» И.С.Тургенева, Н.А.Некрасова, М.Ю.Лермонтова, А.С.Пушкина… Как сейчас помню, во время её чтения мы с сестрой боялись шелохнуться и слушали, как завороженные…

Мать любила сама убирать квартиру. При этом она всегда пела, как обычно делают все русские женщины и на работе и после работы, а в деревне - и идя на работу.

Как не упомянуть о том, что родители считали важным в нашем воспитании - привить любовь к природе вообще, и к животным в частности. В нашем доме всегда держали собак. С малых лет я отлично изучил, усвоил и понимал их психологию. Только постоянное общение развивает любовь к ним и понимание, даёт то удовлетворение и духовную полноту, которые это общение позволяет оценить. Любое из домашних животных знает, привязано и всецело доверяет человеку, но толькосвоему хозяину.

Люди до сего времени не могут обойтись без них, но только те, кто с ними тесно связан, любят их, умеют ценить, привязаны к ним с необычайной страстью. Собаки… Подумать только - ведь крошку отнимают от мамы в один месяц или не более чем в один месяц и несколько дней и тот, кто ухаживает за его матерью и подкармливает малыша, становится на всю его жизнь его «хозяином». Кому бы его потом не отдали, он помнит своего старого хозяина. После того, как его отняли от мамы, он привыкает к человеку, взявшему его, за три дня. Щенок забывает всех; и мама, и братья и сёстры ему больше не нужны, теперь его хозяин для него божество. Преданность и любовь собаки к своему божеству отмечены не только во всём мире, а даже в анекдоте: «Купи себе собаку - это единственный способ приобрести искреннюю любовь за деньги». Чем дольше вы не являетесь домой, тем сильнее проявляется ласка и любовь, и никогда вы не услышите упрёков: «Ты что, не мог позвонить?», «В Москве разве нет телефонов?…» и т.п. Г.Я.Седов стремился к Северному полюсу, но заболел по дороге и умер на острове Рудольфа. Его любимый вожак - лайка - остался на его могиле и, как его не звали с собой участники экспедиции, был до конца верен своему хозяину. Так и погиб с хозяином…

Когда я однажды входил в лифт со своим фоксом, один пожилой человек при посторонних людях изрёк:

– Скоро в доме собак будет больше, чем людей.

Что можно было ему сказать? Я ответил:

– Чем больше я встречаю таких людей, тем больше мне нравятся собаки.

Все улыбнулись, кроме ворчуна. У него был воротник из меха, который «божество» может приобрести только благодаря его меньшему брату - собаке. «Божество» изобрело ружьё, но для того, чтобы убить, например, бекаса, собака должна найти его, сделать стойку, а затем подвести «божество» чуть ли не к самой птице на расстояние выстрела. Кажется, нет на свете животного с более многоцелевым разнообразием: собака стережёт дом; находит зверя и птицу, чтобы человек мог носить мех и кушать дичь; разыскивает преступников; стережёт границу; приносит почту; зовёт хозяина открыть дверь, если он не слышит звонка; возит поклажу; разыскивает занесённых снегом; помогает слепым… Увы, горожане, живущие поколениями в городе, знают собак только по книгам, боятся их и учат своих детей бояться собак.

Мне 75 лет. Недавно скончалась одна из моих собак, и я поклялся себе, что больше у меня не будет трагедии их потери. Жена принесла её крохой за пазухой: грязную, худую, чёрную, без единого светлого пятнышка, дворняжку. Мы привели её в порядок. С восьми месяцев она ни ко мне, ни к жене не подпускала никого - ни родных, ни двух взрослых фоксов. Выразительнее её глаз и «лица» я никогда не видел. Она не отходила от ног хозяина или хозяйки, когда мы были дома. Переходила вместе с нами из комнаты в комнату. Начиная с восьми месяцев её не за что было наказывать. Однажды она погрызла дверь, когда мы отсутствовали дома. Вернувшись домой, я увидел мелкие щепки и понял, кто это сделал. Очень мягким тоном я спросил:

– Кто же это мог наделать?

Чита (так звали собаку) сконфуженно поджала свой крупный хвост, ушла в гостиную и спряталась под диван. Старые фоксы сделали гордый вид, чтобы показать - какие они умные и, что они совершенно непричастны к совершённому злодеянию. Я разделся, молча убрал мусор, прошёл к себе в комнату и, посмотрев из-за двери под диван, сказал очень ласково:

– А где же это моя хорошая собачка Читанька?

Она тихонько выползла из-под дивана и, прижав уши и, глядя на меня виноватыми глазами, с радостью, виляя своим большим хвостом, тихонечко и доверчиво подошла ко мне просить прощения. Чита так трогательно смотрела на меня, что я погладил её и сказал:

– Ну, мы же друзья и больше не будем делать ничего плохого.

После этого я сел читать газету. В таких случаях Чита подходила к хозяину или хозяйке и, деликатно и осторожно положив голову на колени, смотрела в глаза. В её глазках в это время чуть проглядывали белки. Она спрашивала разрешения сесть на колени.

– Ты - хорошая собака, сейчас можно, иди на колени.

После этого Чита не прыгала, а очень деликатно ставила передние лапы на диван, медленно заносила правую (всегда!) заднюю лапу и деликатнейшим образом переходила на колени, спокойно положив голову либо на колени, либо на подлокотник дивана. После этого никто не мог подойти близко. Если же кто-то приближался, то она издавала сначала слегка визжащий звук, а потом он переходил в рычание. Если я ложился отдыхать, она таким же деликатным образом просила разрешения быть рядом. После полученного разрешения Чита ложилась на ноги, и никто в это время не смел приближаться. Она никогда не позволяла себе ложиться ни на какую мебель, кроме своей постели, которая лежала возле кровати хозяйки. Когда мы уходили, она лежала у двери и дожидалась нашего возвращения. И нужно было видеть своими глазами её молчаливое страдание, которое нельзя передать словами - при нашем уходе, и радость, переходившую в бурю восторга - при возвращении.