Михаил Громов - В небе и на земле

Оказалось, Екатов и Томашевский, вылетевшие раньше всех, успели ещё перетянуть через открытые от облаков горы за озером Байкал, но дальше вынуждены были сесть, потеряв друг друга. Оба они благополучно совершили вынужденные посадки среди холмистой местности.

Лил дождь. А.Н.Екатов с механиком (Ф.П.Маликовым.) спрятались под крыло самолёта и ели то, что было взято с собой. К вечеру дождь прошёл, но лететь дальше было поздно. Екатов - охотник - взял ружьё и пошёл бродить в поисках ночлега, оставив у самолёта своего механика. По дороге он чуть было не подстрелил журавля, но промазал. И надо сказать, на своё счастье… Как выяснилось позже, птица эта считается там священной и убивать её нельзя - за это его самого могли убить. Екатов нашёл одну монгольскую юрту, километрах в четырёх от самолёта. Хозяева не понимали пришельца, а он - их. Знаками они давали ему понять, чтобы он присел и угощался. Но люди были такие грязные, что он при всём желании не мог воспользоваться их любезностью, тем более все ели руками из общей миски. Ночевать он тоже не остался. Вернувшись к самолёту, они с механиком заночевали кое-как под крылом. Утром, невыспавшиеся и проголодавшиеся, они долго мучались с запуском мотора и из-за этого так задержались с прилётом в Улан-Батор (В Улан-Батор А.Н.Екатов прилетел 2 июля 1925 года.) . У Томашевского с ночлегом было несколько легче, так как самолёт был пассажирским, и ночевать в нём было не так холодно. (А.И.Томашевский сел на «вынужденную», как и А.Н.Екатов, 1 июля 1925 года, после чего на лошади добрался до ближайшего телеграфа и сообщил о поломке бензиновой помпы на АК-1. После её починки и подвоза бензина на машине, он прилетел в Улан-Батор днём 4 июля 1925 года.)

* * *

Несколько дней (с 4 по 8 июля 1925 года.) мы знакомились с достопримечательностями Улан-Батора и его окрестностей, а также с бытом монголов. В то время - в 1925 году - был один каменный двухэтажный дом - Дом правительства, в котором местные власти и принимали торжественно нашу экспедицию. Ещё один «большой» двухэтажный деревянный дом был гостиницей. В ней мы и остановились. А остальной город представлял собой полурассыпавшиеся маленькие деревянные домики, вперемешку с юртами. Дороги были только грунтовые.

Монголы все одевались одинаково - в какие-то халаты. Законных жён можно было отличить от всех остальных женщин по причёске в виде плоских волосяных рогов.

Во всём городе мы видели только одну уборную, наподобие будочки. Ею никто ещё не привык пользоваться. Мы были свидетелями того, как мужчина и женщина, никого не стесняясь, присели вместе за естественной надобностью на одной их широких улиц при выезде из города.

Создавалось впечатление, что народ находится почти в первобытном состоянии. Простота нравов и обычаев была весьма своеобразной и необычной для нас.

В то время среди монголов был очень распространён религиозный культ. Хорошо жилось только духовным лицам. Первый сын всегда должен был стать священнослужителем, каждый из которых ставил какое-то небольшое сооружение, вроде тумбочки с прорезью, куда бедные люди опускали монеты для спасения своей души. Получали ли спасение их души в загробном мире - выяснить невозможно, а священнослужители в этом мире - благоденствовали.

В трёхэтажном здании (специальном капище) стояло их божество - чудище, напоминавшее безобразного человека. На первый этаж этого причудливого здания могли заходить все желающие, там можно было узреть только ноги божества. На второй этаж допускались особы избранные - там можно было видеть туловище. А на третий этаж могли входить только священнослужители - там можно было видеть лицо божества. Нам была предоставлена возможность обозреть это божество со всех этажей, чтобы представить себе уровень духовной культуры народа и его изобретательных духовных покровителей. Божество было сделано человеческими руками из кусков разных материалов громадной величины. Оно было вечно неподвижным, как и подобает быть статуе. Однако монгольские священнослужители сумели внушить верующим, что эта статуя обладает необыкновенным духовным могуществом и способна совершить всё, что угодно. Чего, весьма вероятно, никто никогда не видел. Остроты товарищей, посещавших это капище, были весьма неуместны, а трудно сдерживаемые улыбки и смех приходилось превращать в кашель. «Богохульниками» были, конечно, в первую очередь А.И.Томашевский, М.А.Волковойнов и В.П.Кузнецов.

Среди народа свирепствовал сифилис. Больных монголов навещали священнослужители. Если они предсказывали больному смерть, то человека иногда живым уносили за город и оставляли в поле, так как покойников не хоронили - их съедали собаки. Мы видели одну 12-летнюю девочку, которую приговорили к смерти и отнесли в поле, но собаки её почему-то не съели, а через несколько дней она вернулась домой.

Эти совершенно новые впечатления от общения с незнакомыми людьми в их стране были совершенно нелишни и необходимы для нас перед пребыванием в Китае.

* * *

Из Улан-Батора мы должны были перелететь через пустыню Гоби (или Шамо) и приземлиться в Китае, в местечке Ляотань. Но сразу такое расстояние мы пролететь не могли (в то время) и должны были сесть среди пустыни. Туда был предварительно отправлен караван верблюдов, так как автомашины здесь проходили редко. Через пустыню тянулись телеграфные столбы, служившие нам единственным ориентиром в полёте. В середине пустыни, около нескольких фанз (фанза - китайское каркасное саманное или каменное жилище.) и разбросанных бочек с бензином и маслом, а также ящиков с различными продуктами, была единственная площадка - аэродром, заранее выбранный посланным туда специалистом.

Прилетели все благополучно, кроме А.И.Томашевского. Вылетевшие после него обнаружили в 150 километрах от нашей остановки в пустыне его самолёт, лежавший вверх колёсами. Вечером был снаряжён единственный автомобиль с несколькими рабочими-китайцами и провиантом. Утром с вернувшимся автомобилем мы получили записку от А.И.Томашевского: «Летите дальше! За меня не беспокойтесь, я смогу починить самолёт и прилечу через несколько дней. Мне нужен клей, полотно и продукты». Все знали упорство и волю Аполлинария Ивановича, даже И.П.Шмидт не стал изменять его решение.

Мы вылетели в Ляотань, что на границе Китая (9 июля 1925 года.) . В конце пути начала появляться зелень, телеграфные столбы стали расходиться, появилось несколько дорог, и мы с М.А.Волковойновым сбились с правильного пути. Хорошо, что это случилось в самом конце полёта. Мы долетели до ровного плато, которое резко обрывалось. Внизу была пропасть, а вдалеке виднелись горы. Это выглядело необычайно своеобразно. Можно было бы назвать это необычайное природное явление «концом света». При ярком освещении тёмная пропасть и зигзагообразный горизонт за нею являли собой что-то таинственное, зловещее, никогда до того не виданное. Мы решили, не теряя времени, сесть. Приземлились с тайной надеждой узнать у местных жителей, что это за местность.