Джеймс Клавелл - Тай-Пэн

Их ужас еще больше усилился, когда они увидели Струана.

Шотландец забрался в один паланкин, его проводник – в другой. Кули тут же подхватили их и засеменили по улице Тринадцати Факторий. Затем они повернули на юг, в узкий пустынный переулок, где Струан никогда раньше не был. Очень быстро он потерял всякое направление и откинулся на спинку сиденья, проклиная себя за глупость. Однако при этом какая-то часть его сознания радостно предвкушала встречу с опасностью. Через некоторое время кули остановились в узком грязном проходе между высокими, глухими стенами домов. По проходу, заваленному гниющим навозом, в поисках пищи рыскала паршивая собака.

Проводник дал носильщикам какие-то деньги и, подождав, когда они растворятся в темноте, постучал в неприметную, низкую дверь. Дверь открылась, и он отошел в сторону, пропуская Струана вперед. Струан знаком приказал ему входить первым, потом настороженно последовал за ним и оказался в вонючей конюшне, где его ждал другой китаец с фонарем в руке. Новый провожатый молча повернулся и не оглядываясь зашагал к двери в дальнем конце. Из конюшни они попали в огромный склад, поднялись наверх по шатким ступе ням, потом по другой лестнице спустились еще в один склад. В темноте под ногами сновали крысы.

Струан знал, что они находятся где-то недалеко от реки – его чуткое ухо уловило плеск воды и поскрипывание швартовых. Готовый к любым неожиданностям, он пробирался меж тюков, мешков и ящиков, придерживая ладонью рукоятку ножа, лезвие которого он спрятал в рукаве.

Человек с фонарем нагнулся, проходя под какими-то ящиками, и подвел его к полускрытой двери в стене. Он тихо постучал, потом открыл ее.

– Халлоа, Тай-Пэн, – раздался голос Дзин-куа. – Долго, однако, не виделись.

Струан вошел. Это оказался еще один склад, тускло освещенный свечами и весь заставленный дощатыми ящиками и заваленный покрытыми плесенью рыболовными сетями.

– Халлоа, Дзин-куа, – с облегчением выдохнул он. – Давно не виделись.

Дзин-куа был глубоким стариком, хрупким, крошечным. Его кожа напоминала пергамент. Тонкие пряди седой бороды спускались на грудь. Его одежда была богато расшита, шапочку украшали драгоценные камни. На ногах – расшитые туфли на толстой подошве. Длинная косичка блестела словно отполированная. Длинные ногти на мизинцах защищали расшитые драгоценностями чехольчики.

Дзин-куа закивал с довольным видом и, шаркая ногами, просеменил в угол склада, где уселся за стол, на котором стояли еда и чай.

Струан сел напротив него спиной к стене. Дзин-куа улыбнулся. Во рту у него оставалось только три зуба. На всех трех были золотые коронки. Дзин-куа что-то сказал по-китайски человеку, который привел к нему Струана, и тот вышел в другую дверь.

– Чай? – предложил Дзин-куа.

– Можно.

Дзин-куа кивнул слуге с фонарем. Тот налил им чаю и положил обоим на тарелки понемногу из каждого блюда, что стояли на столе. Затем он отошел в сторону и замер, внимательно глядя на Дзин-куа. Струан заметил, что этот слуга выглядел крепким и был вооружен ножом, висевшим у пояса.

– Пазалуста, – сказал Дзин-куа, жестом приглашая Струана к трапезе.

– Спасибо.

Струан проглотил несколько кусочков и выпил несколько глотков чая, выжидая. Было очень важно, чтобы Дзин-куа заговорил с ним первым.

Какое-то время они ели молча, потом Дзин-куа спросил:

– Твоя хотеть моя видеть?

– Дзин-куа хорошо торговал далеко от Кантона?

– Дела холосо плохо все одинаково, беспокойся нет.

– Торговля теперь есть?

– Теперь нет. Хоппо очень плохая мандарина. Солдата много-много есть. Моя за солдата платить больсой мзда. Эи-йа!

– Плохо. – Струан отпил еще глоток чая Сейчас или никогда, сказал он себе. И вот теперь, когда он наконец встретился с Дзин-куа и подходящий момент наступил он вдруг со всей ясностью понял, что не сможет продать Гонконг. К чертям этого мандарина! Пока я жив. никакого паршивого хоппо на Гонконге не будет. Значит придется прикончить Брока. Но убийство – это не способ избегать банкротства Поэтому Броку ничего не грозит, ибо все ожидают, что именно так я и постараюсь исправить ситуацию. Или все-таки грозит? Куда, черт побери, подевалась Мэй-мэй?

– Моя слышать Одноглазый Дьявол Блок взяла Тай-Пэна за горло.

– Я слышал дьявол Хоппо взял Ко-хонг за горло, – парировал Струан. Теперь, когда он решил отказаться от сделки, он чувствовал себя гораздо лучше. – Эй-йа!

– Все лавно. Мандарина Ти-сен злой-злой стал.

– Почему так?

– Масса Глозный Пенис писала очень плохо-плохо письмо.

– Чай очень первый сорт хороший, – сказал Струан.

– Масса Глозный Пенис делай, как Тай-Пэн говоли, хейа?

– Иногда можно.

– Плохо, когда Ти-сен злой стал.

– Плохо, когда масса Лонгстафф злой стал.

– Эй-йа. – Дзин-куа тщательно выбрал себе несколько лакомых кусочков и не торопясь съел их. Его маленькие глазки сузились еще больше. – Твоя знает Кун Хэй Фат Чой?

– Китайский Новый год? Знаю.

– Новый год сколо начинаться есть. Ко-хонг много плохой долги от сталых лет иметь. Холосо йосс начинать Новый год, когда нет долги. Тай-Пэн много-много Ко-хонг бумаги иметь.

– Не беспокойся. Ждать можно. – Дзин-куа и другие купцы Ко-хонга должны были Струану шестьсот тысяч фунтов.

– Одноглазый Дьявол ждать можно?

– Бумаги Дзин-куа ждать можно. Конец Чоу очень первый сорт хорошо.

– Очень плохо. – Дзин-куа не спеша потягивал чай. – Слышать, Таи-Пэна Главная Госпожа и чилло мелтвый есть. Плохой йосс, жалко.

– Плохой йосс. Сильно плохой.

– Беспокойся нет. Твоя сильно молодой. Новый корова чилло много есть. Твой один корова чилло Мэй-мэй есть. Почему Тай-Пэн токка один бык чилло есть? Тай-Пэн хочет лекалство, может. Мозна.

– Когда нужно, я спрошу – добродушно заметил Струан. – Слышать, Дзин-куа новый бык чилло есть. Какое число этот сын?

– Десять и семь, – ответил Дзин-куа, довольно улыбаясь.

Боже праведный, подумал Струан. Семнадцать сыновей! И. вероятно, столько же дочерей, которых Дзин-куа по обычаю в расчет не принимает. Он нагнул голову и одобрительно присвистнул.

Дзин-куа рассмеялся.

– Сколька чая хотеть этот год?

– Торговли нет. Как торговать можно? Дзин-куа подмигнул:

– Мозна.

– Не знаю. Продавай Броку. Когда я хотеть чай, я тебе говорить, хейа?

– Два дня есть, потом должен знать.

– Нет можно.

Дзин-куа что-то отрывисто приказал слуге, тот подошел к одному из ящиков, покрытых налетом плесени, и открыл его. Ящик был полон серебряных слитков. Дзин-куа показал рукой на остальные ящики.

– Здесь солок лак долла есть.

Лак равнялся примерно двадцати пяти тысячам фунтов стерлингов. Сорок лаков составляли миллион. Дзин-куа еще больше прищурился.