Юрий Корчевский - Княжья служба

Я принялся заряжать мушкетон, но пороха и картечи положил меньше. Не дай бог разорвет ствол, самого покалечит. От окна снова раздался голос.

– Эй, храбрец, давай договоримся – ты с девками уходишь, мы тебе мешать не будем и мирно разойдемся.

Я посмотрел на разбитое оконце. Никого видно не было. Ага, опасаются, говорящий явно стоял сбоку, боясь выстрела.

– Я же вас предупреждал, а вы сразу пугать – на кол посадить пообещали.

– Погорячились! А теперь давай миром разойдемся.

– Теперь не разойдемся, я выйду из избы, когда последнего разбойника убью.

– Экий ты кровожадный. Зачем тебе эти девки, давай возьмем у купца выкуп, поделим пополам.

– Ты не запамятовал? Я дружинник княжий, а не разбойник.

– Эка невидаль, дружинник. И много ли тебе князь платит, что ты жизнью своей рискуешь? А мы тебе честно половину отдадим.

– Дешево же ты меня ценишь. За деньги я не продаюсь. Знаешь поговорку: «Сердце отдам любимой, службу – государю, честь – никому».

– А ну как мы тебя, осерчав, спалим вместе с девками и избой?

– Никак ты про злато-серебро, что в схроне лежат, забыл?

Стоящий за окном заматерился, потом тише кому-то в сторону:

– Он про тайник знает.

– Знаю, знаю, – подтвердил я. – Вот ухлопаю вас всех, заберу ценности и уйду с девками. Никакого выкупа и не надо будет.

– Ах ты, собака поганая, да мы тебя голыми руками на части порвем!

– Опять горячишься, а за слова твои паскудные – ты у меня первым умрешь.

Я рискнул, просунул сквозь стену верхнюю часть тела рядом с окном и проткнул саблей говорившего. Мгновенно убрался обратно. В оконце было видно, как, схватившись руками за грудь, разбойник упал рядом с завалинкой, еще что-то пытаясь говорить, но изо рта хлынула кровь, и он испустил дух. Я крикнул в оконце:

– Ну, кто еще хочет мне пожелать смерти? Вас всего двое осталось, и проживете вы не дольше полудня. Это я вам обещаю.

Сначала стояла тишина, потом сбоку от окна проговорили:

– Твоя взяла. Уходи с девками, бери лошадей и уходи. Преследовать не будем. Только из схрона ничего не бери.

– Не верю я вам, разбойнички. Сначала обещаете отпустить, потом грозите на кол посадить, потом голыми руками порвать. И что? Я цел и невредим, а из вашей ватажки только двое и осталось. Но ничего, я постараюсь и вас живота лишить.

– Дружинник, уходи с миром, мы тебя не трогали.

– Как не трогали? Я купца подрядился в целости в Муром доставить, в сохранности товар и людей обоза привести. Тому порукою было мое слово, по рукам при свидетелях ударили. Людишек обозных вы побили, дочку со служанкой украли.

– Остынь, дружинник, ты наших людей уже больше убил, так что счет равный, успокойся.

– Я успокоюсь, когда последний из вас дышать перестанет, в том слово твердое даю.

За оконцем замолчали.

– Чего молчите, тати? У меня в избе тепло, а замерзну – печь затоплю, продуктов – полный подвал, так что сидеть я могу долго – вам меня не пересидеть. Идите с Богом, уйдете – останетесь живы.

– Ты послушай, Артем, он нас милостиво отпускает. Ты нахал, дружинник.

– Юрием меня зовут, запомни и другим передай, если живым сможешь уйти. Как услышат мое имя – пусть лучше по норам своим прячутся, коли жизнь их никчемная им дорога.

– Сволочь ты первостатейная, дружинник!

За окном – снова тишина. Видно – отошли подальше, обсуждают – что делать. Избу сжечь можно, только и ценности их, которые всей бандой собирали, сгинут. Если в банде еще людишки остались – могут и не простить. Но и меня отпустить – покрыть себя позором. Я решил от обороны перейти в наступление. Не век же мне сидеть в этой избе? Я осмотрел через оконце пространство перед избой – никого не видно. Ну, была не была. Прошел сквозь бревенчатую стену, взвел курок мушкетона. Верная сабля пока покоилась в ножнах. Тихий разговор доносился из-за угла. Я обежал избу и зашел к ним в тыл, осторожно выглянул. Их было не двое, как я думал, а четверо. Трое уцелевших бандитов и один раненный в ногу, которого они вытащили из-за крыльца и отнесли в безопасное с их точки зрения место. Нет, мужики, где я – безопасного места для вас не будет.

Я прицелился и спустил курок. На открытом воздухе бабахнуло не так сильно, как в первый раз, а может быть – пороха я положил в меру. Но результат был почти тот же. Двое упали сразу, третий закричал, схватился за бок. Я бережно опустил мушкетон на землю – понравился он мне, вытащил саблю и пошел к разбойникам.

Оба оставшихся в живых – раненный ранее в ногу и раненный в бок уставились на меня, как на привидение.

– Говорил же – уезжайте подобру-поздорову, не послушались. Говорил, что умрете до полудня – не поверили, а я привык держать слово.

Оба не делали попыток защититься, да и какие с них вояки с такими ранами. Раненный в живот без современной хирургической помощи не доживет и до вечера, только мучиться от перитонита будет, коли раньше от кровопотери не умрет. Так что я только облегчил из состояние, убив обоих, и ни одна жилка в душе не дрогнула.

Вернулся, подобрал мушкетон. Да, неплохую вещицу сделали в Испании. Тяжеловата, но очень эффективна в ближнем бою. Оставлю себе, решил я.

Прошел сквозь стену, зашел в комнату девчонок. Обе сидели на деревянных полатях и смотрели на меня.

– Чего сидим, барышни, обедать здесь не будем, встаем и во двор, к лошадям.

– Все кончилось? Разбойники ушли?

– Ушли, барышни, едем домой.

Я прошел к лазу, открыл подпол, вытащил хозяйку, развязал руки.

– Прибери во дворе, некогда нам, уезжаем. До свиданья не говорю – думаю – боле не свидимся. А увижу еще раз – сам на суку вздерну.

Вышел во двор, вывел лошадей из конюшни, подсадил барышень в седла, и мы выехали со двора.