Вальтер Скотт - Пират

— Однако, — сказал фоуд, — вы так и не ответили мне, каким образом, черт подери, пришвартовались вы здесь?

— Имейте терпение, уважаемый сэр, — ответил обиженный управляющий, — послушайте, что будет дальше, ибо, пожалуй, мне следует рассказать вам все без утайки. Надо вам знать, что однажды сделал я небольшую находку, и она могла бы примирить меня с моей участью…

— Как, находку! — воскликнул Магнус. — Вы имеете в виду находку после кораблекрушения? Стыдитесь, стыдитесь, вам следовало бы подавать хороший пример другим!

— Нет, нет, кораблекрушением тут и не пахло, — ответил управляющий, — а если хотите знать, то случилось мне поднять как-то каменную плиту, что под очагом в одной из верхних комнат в Стурборо; сестра моя, видите ли, считает, что в доме достаточно и одного очага, а топить остальные — только лишняя трата, а мне к тому же нужен был камень, чтобы давить на нем ячмень. И как бы вы думали, что я под ним обнаружил? Целый рог, полный старинных монет, правда, все больше серебряные, но золото между ними тоже так и поблескивало. «Ну, — подумал я, — привалило наконец нам счастье», и сестра моя Бэйби тоже так подумала, и мы уже готовы были примириться со страной, где в гнездах находятся такие чудесные яички. А потом мы снова прикрыли камнем этот рог — мне-то он казался настоящим рогом изобилия, — и для большей верности Бэйби каждый день раз по двадцать наведывалась в ту комнату, да и сам я нет-нет да и заглядывал туда.

— Честное слово, приятное, должно быть, развлечение, — заметил Клод Холкро, — созерцать рог, полный твоего собственного серебра. Интересно, развлекался ли хоть раз в жизни подобным образом достославный Джон Драйден? А уж за себя поручусь, что ничего подобного в моей жизни не бывало.

— Но вы забываете, ярто Клод, — возразил юдаллер, — что ведь наш приятель только пересчитывал деньги милорда губернатора. Раз он так следит за соблюдением прав короля на китов и обломки кораблей, то он, разумеется, не забудет их и там, где дело идет о кладе.

— Э-хм, э-хм, кхе, кхе, э-хм, — пробормотал Триптолемус, на которого напал внезапный приступ кашля. — Конечно, права милорда были бы соблюдены, ведь клад-то попал, смею сказать, в руки честнейшего человека во всем Энгюсшире, не говоря уже о Мирнее. Но вы послушайте только, что случилось дальше. Однажды поднялся я в заветную комнату убедиться, что все в порядке и спокойно, да как раз отсчитать монеты, что пришлись бы на долю его светлости, ибо, разумеется, тот, кто поработал, иными словами, тот, кто нашел клад, тоже достоин получить что-нибудь; а некоторые ученые даже говорят, что если нашедший облечен полной доверенностью и всей полнотой власти своего dominus или старшего лорда, то ему принадлежит даже все полностью. Но оставим этот щекотливый вопрос in apicibus juris, как мы обычно выражаемся в Сент-Эндрюсе. Итак, сэр, а также вы, леди, представьте себе, что когда я поднялся наверх, в ту самую комнату, я увидел в ней отвратительного, безобразного и страшного карлика — ему не хватало разве только копыт и рогов, чтобы выглядеть самим дьяволом, — который считал серебро из моего рога! Я не из робкого десятка, мейстер фоуд, но, полагая, что в подобном деле следует поступать с особой осторожностью, ибо у меня были основания думать, что тут не обошлось без колдовства, я обратился к карлику по-латыни, поскольку это самый подходящий язык для объяснения с нечистой силой. Я заклинал его in nomine и все прочее, теми словами, которые мое скудное образование способно было столь внезапно мне подсказать; по правде говоря, их было не так-то уж много и не такая-то уж чистая это была латынь — слишком, видите ли, мало лет провел я в колледже и слишком много — за плугом. Так вот, джентльмены, карлик сначала вздрогнул, словно услышав нечто, чего не ожидал, затем опомнился, уставился на меня зелеными, как у дикой кошки, глазами и раскрыл рот, огромный, словно жерло печи, и черт меня побери, если в нем имелось хоть подобие языка, какое только я мог бы заметить! А безобразную свою рожу он скривил совсем как бульдог — я видел один раз на ярмарке, как бульдог бросился на необъезженную лошадь. Ну, тут я немного оробел и почел за лучшее спуститься вниз и позвать свою сестру Бэйби: она-то не боится ни псов, ни бесов, особенно если дело коснется до серебряных малюток пенни. Она у меня так же смело лезет в драку, как и Линдсен и Огилви; видел я их, как они дерутся, когда Доналд Мак-Доннох или другой кто из той же шайки спускается с гор на берега Айлея. Но старая никчемная баба Тронда Дронсдотер — уж звали бы ее просто Трондой, без всяких там прибавлений — как раз в это время прибежала к моей сестре и принялась визжать и выть, словно целая свора собак. Тут я решил, что нечего мне дальше одному, как говорится, пашню пахать, а лучше дождаться сестры. Так я и сделал, но когда мы с ней поднялись наконец наверх, в комнату, где сидел карлик, дьявол, или как там его еще, оказалось, что и карлик, и рог, и серебро — все пропало! Словно кошка вылизала то место, где я их видел.

Тут Триптолемус прервал свое необыкновенное повествование, в то время как остальные присутствующие с изумлением посмотрели друг на друга, а юдаллер шепнул Клоду Холкро:

— По всем признакам это был, очевидно, либо сам черт, либо Николас Стрампфер. Если это был Ник, так, значит, он больше колдун, чем я предполагал. На будущее время так и будем знать. — Затем, обратившись к управляющему, он прибавил: — А не заметили вы, каким образом этот ваш карлик убрался восвояси?

— По правде говоря, нет, — ответил Триптолемус, боязливо оглядывась кругом, словно преследуемый своими воспоминаниями. — Ни я, ни Бэйби — а она больше сохранила присутствие духа, ибо не видела, как я, такого страшного зрелища, — не заметили никакой лазейки, через которую он мог бы скрыться. Правда, Тронда сказала нам, будто видела, как он вылетел из окна западной башни нашего старого дома, по ее словам — на драконе, однако, поскольку дракон — животное сказочное, я склонен считать ее утверждение deceptio visus.

— А нельзя ли спросить, — вставила свое слово Бренда, которой любопытно было узнать как можно больше о своей тетке Норне и ее друзьях, — каким образом это привело к тому, что мейстер Йеллоули очутился здесь, и притом еще в столь неурочное время?

— Совсем наоборот, миссис Бренда, этот час следовало бы назвать самым урочным, ибо он доставил нам удовольствие насладиться вашим любезным обществом, — ответил Клод Холкро, чье живое, как ртуть, воображение намного опередило медлительное мышление агронома и которому надоело уже так долго молчать. — Говоря по правде, миссис Бренда, это я посоветовал нашему другу управляющему, чей дом мне случилось посетить сразу же вслед за злосчастным событием (и где, к слову сказать, по причине, должно быть, смятенного духа хозяев, я был принят довольно холодно), это я посоветовал управляющему повидать нашу дорогую приятельницу, обитающую в Фитфул-Хэде, учитывая некоторые обстоятельства, на основании которых другой, особенно близкий мне приятель (здесь старый поэт бросил взгляд на Магнуса) тоже сделал, очевидно, свои выводы. Недаром говорят: чем ушибся, тем и лечись. А поскольку наш друг управляющий не решается ездить верхом вследствие кое-каких неприятностей, которые причинили ему наши пони…