Георгий Тушкан - Джура. Приключенческий роман (с иллюстрациями)

Саид мог бы сейчас же убить Кучака и отвезти его труп к Кипчакбаю, обвинив Кучака в отравлении басмачей. Вот чего заслуживает Кучак!

Избитый плетью Кучак лежал спиной на песке, закрыв лицо руками, а Саид сидел на нем верхом и выкрикивал все это, беспрестанно тыкая деревянной ручкой плетки в его окровавленные уши, чтобы Кучак лучше слышал. Саид остервенел от ярости и готов был на все.

Вот тогда-то и пришла Кучаку мысль выхватить нож из ножен Саида и всадить этот нож ему в живот. Кучак, чуть раздвинув пальцы, закрывавшие глаза, высматривал, как удобнее выхватить нож. Кучак сам страшился своего намерения, но оно овладело им с такой страстью, будто кто-то другой удесятерил его решимость, и уже не было такой силы, которая бы помешала ему. Никогда ещё незлобивый, веселый и покладистый Кучак не был так озлоблен. Хорошо рассчитать движение мешал предрассветный сумрак. Саид и в самом деле намеревался свалить отравление на Кучака и тем самым снять с себя подозрение. Но раздумал: Кипчакбай — человек бывалый, и его не проведешь. Что же тогда делать с Кучаком, чтобы тот не выдал? Убить и закопать? Возить с собой, как раба? Это неплохо. И как сделать, чтобы Кучак не стал обузой? — На что ты способен? — спросил Саид и прекратил избиение Кучака. Все же он не отпустил Кучака и продолжал сидеть на его животе.

Кучак ответил не сразу, и пришлось повторить вопрос. Кучак отнял руки от лица и хрипло сказал:

— Петь! Я манасчи! [33] Манасчи — поющий о Манасе.

Саид презрительно усмехнулся:

— Мне ты мог «напеть» о Биллянд-Киике, а здесь этим деньги не заработаешь. Кто любит песни, не имеет чем заплатить, а богатым не до твоих песен. Лучше бы ты знал молитвы буддистов или конфуцианцев и католиков. За то, что я принял католичество и имя Артур, мне дали сто американских долларов… Ну, говори скорее, или умрешь!

Потея от страха, Кучак торопливо перечислял все, что он умеет делать, и поглядывал на нож, подвешенный к матерчатому поясу Саида.

— Да умеешь ли ты в самом деле промывать золото? — заинтересовался Саид.

Из слов Кучака явствовало, что чуть ли не весь золотой песок для обмена в кишлаке Мин-Архар намывал он, Кучак. Саид хоть и хвастался, что нет такого дела, какое ему не удавалось бы, все же не имел успеха на промывке золота в Соургаке и Чижгане, хоть и пробовал много лет назад. Рассказов же об удачниках в этом деле он слышал немало.

И это решило судьбу Кучака.

Саид громогласно объявил, что дарует Кучаку жизнь. Отныне единственной заботой Кучака должно быть исполнение желаний Саида, и пусть Кучак страшится ослушаться.

Саид встал с Кучака, хлестнул его напоследок для острастки и приказал привести лошадей.

Кучак услужливо бросился исполнять приказание. Он так спешил, так заискивающе смотрел в глаза Саиду, что тот смягчился. Больше того: Саиду почти всю жизнь приходилось прислуживать другим, и ему сразу понравилось иметь своего слугу и раба.

Продолжая путь, Саид поучал Кучака мудрости жизни и сам удивлялся своему опыту и сноровке.

— Мы заедем в Хотан, — сказал Саид, — к моему дружку. Продадим ему все пять лошадей и купим двух других. А потом поедем на юг, в Керию. Туда пять дней пути. А от Керии на северо-восток, до Соургака и Чижгана, ещё четыре-пять дней пути. Там мы переждем некоторое время у моего знакомого, пусть Кипчакбай потеряет наши следы.

Саид рассказывал Кучаку об обычаях и верованиях различных народов, населявших Кашгарию. Он назвал уйгуров, дунган, казахов, узбеков, киргизов, китайцев, калмыков, долонов, бурутов, солонов и даже лулу, то есть цыган.

Саид говорил, перемежая свою узбекскую речь китайскими словами, калмыцкими, английскими, и Кучак не всегда понимал его. Они ехали часа три по ровной местности, избегая многолюдных дорог, и приехали к оврагу с родником и зеленой травой. Здесь Саид решил дождаться наступления темноты, чтобы ехать ночью в Хотан. Кучак со стоном сел на траву, и Саид засмеялся. — Это что! — сказал Саид. — Однажды меня связали, навалили сверху колючий кустарник — джаргенек — и прогнали через меня пятьсот баранов. Меня спас знахарь. Я несколько лет после этого вынимал колючки из тела.

Он тут же рассказал Кучаку о знахарях и колдунах, об оборотнях-лисах, о мертвецах, принявших человеческий облик. Саид лег спать, проспал чуть ли не до вечера, а проснувшись, спросил, почему Кучак не спит. Тот сознался, что ему, напуганному страшными рассказами Саида, было не до сна. Саид удивился, посмеялся, но сделал из этого далеко идущие выводы. Саид продал лошадей в Хотане. Он мог бы продать их своему знакомому, перекупщику, но тот понимал, что лошади краденые, и давал половину цены. Саид знал настоящую стоимость этих лошадей и хотел заработать побольше. В борьбе между осторожностью и жадностью победила последняя. Был базарный день, и Саид продал лошадей на базаре. Причем трех он продал с уздечками, чего не сделал бы ни один настоящий хозяин. Затем Саид купил двух лошадей, и они отправились в путь.

Вечером болтливый Саид рассказал Кучаку страшную историю о проделках крыс, о том, как крысиный царь спас город Хотан от вражеской рати. Саид лег спать. Как и предполагал Саид, перепуганный Кучак почти всю ночь не спал. С тех пор Саид обычно давал Кучаку с вечера немного поспать, а потом будил, заставлял греть чай и попутно рассказывал страшные истории, чтобы напугать Кучака. Саид был в восторге от своей выдумки. Теперь он мог спать спокойно, не боясь, что у них украдут лошадей. Кучак всю ночь не смыкал глаз.

Все было бы хорошо, если бы в одном из кишлаков на пути не было праздника. Здесь впервые Кучак увидел бои боевых баранов, боевых петухов и боевых перепелов и бои огромных мохнатых пауков — фаланг. Зрители заключали пари, выигрывали и проигрывали деньги. У Саида было много денег, и он умел разбираться в боевых качествах животных. Крикливый, горячий и грубый, он вмешивался в игру, командовал, спорил и влиял на решение и выигрывал немало. Но Саиду не повезло при игре в кости. К утру он проиграл китайцу все деньги и одну лошадь. Кучак ничего этого не знал и наблюдал, как толпа развлекалась. Нищие бросали китайские шутихи, те взрывались, и это очень нравилось Кучаку. Потом Кучак наелся и пошел спать. Под утро Саид разбудил Кучака и решил силой вернуть проигрыш. Он обвинил китайца в мошенничестве, но у китайца была своя большая компания, защищавщая его, и из этого ничего не вышло. Саида, а заодно и Кучака прогнали.

Они поехали дальше. И снова Саид стращал Кучака рассказами, и тот не спал по ночам. И все же настала ночь, когда Кучак заснул неподалеку от кладбища, а проснувшись, удивился, что ещё жив. Может быть, злые духи Саида и не так уж страшны? И чем больше Кучак об этом думал, чем больше вспоминал свою жизнь и последние события, тем больше убеждался, что не духи мучили его, а живые люди. Пусть он, Кучак, порой и несведущ, но зачем же над ним и теперь насмехаться, после всех слов, сказанных Саидом о дружбе? Кучак рассердился на Саида и затаил в душе обиду. Саид с удивлением заметил, что даже после самых страшных рассказов Кучак засыпает спокойно. Кучак снова стал разговорчивым и рассказывал много случаев из своей жизни. С этих пор Саиду уже не спалось так крепко. Он проклинал свою жадность, толкнувшую его на базар с лошадьми. Человек хитрый, он понимал, что совершил непростительную ошибку и дал нить в руки Кипчакбаю. У Саида не стало денег. Чтобы прокормиться, они продали одежду басмачей и часть своей.