Артур Конан Дойл - Приключения Михея Кларка

Когда Спрент начинал вспоминать о погибшем адмирале, то дело кончалось всегда тем, что он приготовлял новую чашу пунша и, разлив напиток по стаканам, предлагал нам почтить память почившего героя.

Рассказы Соломона Спрента об его бывших начальниках были очень интересны, но самое интересное начиналось после того, как старый моряк выпивал несколько стаканов вина: тогда шлюзы его памяти широко открывались и он начинал нам рассказывать о тех странах, в которых ему пришлось побывать, и о тех народах, которые он наблюдал. Подперев руками подбородки и вытянув вперед шеи, мы сидели, устремив глаза на старого искателя приключений, и впивали в себя его слова. А он, довольный возбужденным в нас любопытством, медленно попыхивал трубкой и рассказывал одну историю за другой, вспоминая о многочисленных событиях своей полной приключений жизни.

В наши дни, дети, не было Даниэля Дефо, который рассказывает о чудесах, творящихся в Божьем мире, не было и журналов, где печатаются разные путешествия и приключения. Не была также сочинена еще книга о Гулливере, книга, удовлетворяющая нашу страсть к приключениям рассказами о таких приключениях, которых на самом деле никогда не происходило. Куранты, в которых печатались в то время известия, попадали в наши руки самое большее раз в месяц, и вот почему рассказы очевидцев ценились в то время гораздо более, чем они ценятся теперь; что же касается старого Соломона Спрента, то он представлял собой как бы ходячую библиотеку.

Его рассказы нам очень нравились. Его хриплый голос, произносивший нескладные слова, казался нам голосом ангела. Воображение работало и дополняло то, чего не хватало в рассказах Соломона. Сегодня мы сражались с пиратами у Геркулесовых столпов, завтра мы высаживались на Африканский берег, а послезавтра любовались горящими на песчаных мелях испанскими кораблями. Мы ходили по морю вместе с работорговцами, торгующими слоновой костью и людьми, мы боролись с ураганом около мыса Доброй Надежды, мы, наконец, устремлялись на военном корабле к коралловым островам. С берегов этих островов нам улыбались и манили нас к себе зеленые пальмы. На горизонте виднелся золотистый туман, и нам было отлично известно, что на этом горизонте, где-то совсем близко от нас, находится царство священника Иоанна.

После этих интересных и поднимающих дух путешествий мы возвращались вдруг к скучной обстановке гэмпширской деревушки. Мы чувствовали себя тогда в положении диких птиц, попавших в тенета и посаженных в тесные клетки.

И в таких-то случаях я особенно живо припоминал слова отца о том, что у меня скоро вырастут крылья и я улечу. И я начинал чувствовать такое беспокойство и недовольство настоящей жизнью, что ничто не могло меня успокоить. Даже мудрость Захария Пальмера, и та в этих случаях переставала действовать.

Однажды вечером в мае месяце 1685 года, в конце первой недели месяца, я и мой друг Рувим Локарби взяли у Неда Марлея его лодку и отправились ловить рыбу в Лангстонскую бухту. В это время мне было около 21 года, а мой друг Рувим был на год меня моложе. Дружба между нами была очень большая, основанная на взаимном уважении. Рувим был не высок ростом и не очень силен и любил меня за то, что я был высок и силен. Я же, от природы задумчивый и мечтательный, любил Рувима за его энергию и веселость. Он никогда не скучал, и во всех его словах и речах сверкало остроумие, светлое и невинное, как вечерняя зарница.

Рувим был невысокого роста, широкий, круглолицый и краснощекий, склонный к толщине юноша. Он ни за что не хотел признаться в том, что толст, и утверждал, что приятная полнота — не тучность. „Приятная полнота, — говорил Рувим, — считалась в античном мире верхом мужской красоты“.

Мне пришлось пережить с Рувимом многое, мы вместе терпели невзгоды и подвергались опасностям, и я считаю себя вправе сказать, что трудно было сыскать более испытанного и надежного, чем он, друга. Вступили на путь приключений мы вместе, и, стало быть, так оно и нужно было, чтобы мы отправились ловить рыбу в этот майский вечер вместе. Вечер этот и положил начало всему последующему.

Мы миновали Варнерские мели и намеревались добраться до места, которое находится на полдороге между мелями и взморьем. В этом месте, как мы знали, водятся в большом изобилии морские волки. Здесь мы выбросили за борт тяжелый камень, привязанный к веревке, служивший нам якорем, и стали готовить наши лесы. Солнце садилось уже на туманном горизонте, и вся западная часть неба была окрашена в красный цвет. На этом фоне виднелись лесистые склоны острова Уайта. Они казались окутанными в пурпуровый пар. С юго-востока дул свежий ветер, и на высоких гребнях зеленых волн виднелась белая пена. Брызги волн обдавали наши лица. Глаза горели, во рту ощущался соленый привкус.

От Святой Елены вниз по каналу шел королевский корабль. Ближе к нам, на расстоянии приблизительно четверти мили, лавировал большой бриг. Судно было от нас так близко, что мы различали фигуры людей на палубе, слышали шум канатов и хлопанье надуваемых ветром парусов. Бриг становился под ветер и готовился двинуться в путь.

Товарищ мой поглядел на бриг и сказал мне:

— Гляди-ка, Михей! Никогда я не видал более глупого корабля. Едва ли он долго проплавает. Смотри, как они неловко лавируют, стараясь стать под ветер. Что за неуклюжий бриг! Этот корабль — ветреный франт, жалкий аристократишка, не умеющий работать.

Я поглядел на бриг и ответил:

— Должно быть, там что-нибудь неладно. Судно путается во все стороны, точно на нем рулевого нет. И гляди-ка — главная-то рея набок склонилась… А теперь опять выпрямилась. Смотри, что делают люди на палубе. Что это, они танцуют или дерутся? Рувим, поднимай якорь и давай приблизимся к бригу.

— Якорь-то я подниму, — ответил Рувим, — но к бригу не пойду. Будет лучше, если мы улепетнем от этого судна подальше.

И поглядев на бриг, мой товарищ добавил:

— У тебя беспокойный характер, Михей. Что это у тебя за манера — лезть на опасность? Правда, на корабле голландский флаг, но разве отсюда узнаешь, что это за судно? Приятно тебе будет, если нас буконьер захватит и продаст рабами в плантации?

— Это ты в Соленте-то нашел буконьера! — воскликнул я насмешливо. Этак ты, пожалуй, пиратское судно в Эмсвортской канавке скоро найдешь… но погоди, что это такое?

С брига послышался треск выстрела мушкета. После этого водворилось молчание, а затем снова загремел выстрел. Послышались крики и вопли, через секунду снасти взвились, паруса надулись, и судно пошло полным ходом, направляясь мимо Бемраджа к Английскому каналу.

В то время, когда бриг несся уже под всеми парусами, одна из бойниц в носовой его части открылась, на палубе показался белый дымок, и пушечное ядро запрыгало, шлепая по волнам, в каких-нибудь ста ярдах от того места, в котором мы находились.