Артур Конан Дойл - Приключения Михея Кларка

— Ну ладно, пускай его едет! — сказал я поспешно. — Ставь свою лошадь вот за этой скалой, а я поставлю Ковенанта здесь. Это будет своего рода препятствие для ослабления силы атаки. С лошади не сходи, а руби их мечом, и руби сильнее!

Итак, мы стояли в тени скал и ожидали наших страшных преследователей.

Вспоминая об этом происшествии, дорогие дети, я всегда думаю, что для нас с Рувимом это была трудная проба или испытание, называйте как хотите. Мы были молодые, неопытные воины, и вот при каких обстоятельствах нам пришлось обнажить мечи для первого раза. И сам я думаю, да и другие в этом со мною соглашались, что из всех опасностей, грозящих человеку, самые страшные — это опасности диких и свирепых животных. Если ты с человеком сражаешься, то знаешь, что это человек, у которого и слабые стороны есть, который может и струсить при случае, а ты, дескать, этим и воспользуешься; не то дикий зверь. Тут уж никаких таких надежд питать не приходится. Мы с Рувимом знали наперед, что псы растерзают нас непременно, если мы их не зарубим. Да, друзья мои, бой со зверем — бой неравный. Жизнь человеческая драгоценна, вы нужны друзьям и знакомым, а собаки — что!

Все эти мысли нам с Рувимом пришли в голову в то время, когда мы с обнаженными мечами сидели, успокаивая наших испуганных лошадей и ожидая злых собак.

Ждать нам долго не пришлось. В ушах наших снова прозвучал продолжительный громкий лай, а затем водворилась глубокая тишина, нарушаемая только быстрым, прерывистым дыханием испуганных лошадей. А затем внезапно и бесшумно на площадке между скалами, ярко освещенной лунным светом, появилось громадное, красно-бурое животное. Собака бежала, низко пригнув к земле черную морду. Появилась она и сейчас же исчезла во мраке. Животное не остановилось, не замедлило бега, не оглядываясь по сторонам, оно неслось вперед по своему следу.

Вслед за этой собакой появилась вторая, а затем — третья. Все они были громадны и при тусклых лучах месяца казались еще больше и страшнее, чем на самом деле. Как и первая, эти собаки не обратили на нас никакого внимания и устремились по следу, оставленному Децимусом Саксоном.

Первую и вторую собаку я пропустил. Я не ожидал того, что они пробегут мимо, но когда третья выпрыгнула на освещенную месяцем площадку, я вытащил из правого кобура пистолет и, поддерживая его длинное дуло левой рукой, сделал выстрел. Пуля попала в цель, так как пес свирепо завыл от бешенства и боли, но на меня он не бросился, а продолжал бежать по следу.

Локарби тоже выстрелил, но в то время, когда был сделан этот второй выстрел, собака уже исчезла в кустах, и едва ли этот выстрел причинил ей вред.

Собаки пробежали так бесшумно и быстро, что их можно было принять за страшные привидения ночи. Если бы не свирепый вой, которым ответил один из псов на мой выстрел, я счел бы их за бестелесных собак сказочного охотника Герна.

— Вот так звери! Но что же нам делать, Михей? — воскликнул мой товарищ.

— Они идут по следу Саксона, — ответил я, — мы должны поспешить, а то он один с ними не управится. А что, погони-то за нами не слышно?

— Ничего подобного.

— Значит, они вернулись обратно, а собак спустили на нас в виде последнего средства. Собаки, конечно, дрессированные и, сделав свое дело, вернутся в город. Однако, Рувим, надо поторапливаться: мы должны помочь товарищу.

— В таком случае мне придется пришпорить тебя еще раз, моя маленькая Дидоночка, — воскликнул Рувим. — Ну-ну же, лошадка, постарайся. Ей-Богу, Дидона, у меня не хватает духа тебя пришпорить. Уж постарайся сама для хозяина!

Лошадь точно поняла слова хозяина и принялась галопировать, причем скакала так усердно, что я, несмотря на все усилия, не мог опередить Рувима, и Ковенант все время шел позади Дидоны.

— Должно быть, он поехал сюда, — произнес я, тревожно всматриваясь в ночной мрак, — он говорил, что подыщет удобное место для того, чтобы дать псам отпор. А может быть, ввиду того что мы все равно отстали, он не надеялся на лошадь и утикает от погони.

— Ну от этих собак ни на какой лошади не уедешь. Они его все равно настигнут, — возразил Рувим. — Саксон это, конечно, понимает. Эге! Что это такое?

При свете месяца мы увидели на земле что-то черное и неподвижное. Это был труп собаки, конечно, той, в которую я выстрелил.

— Ну, слава Богу, с одной покончили, остаются только две! — воскликнул я радостно.

В этот момент, налево от нас и совсем близко, раздались два пистолетных выстрела. Мы направили лошадей в эту сторону и мчались теперь во весь опор.

И вдруг во мраке ночи раздался оглушительный рев и лай. Сердце у нас обоих захолонуло, теперь это был уже не такой лай, который мы слышали в то время, как собаки шли по следу, отыскивая свою жертву. Это был непрерывный глухой рев, настолько свирепый, что сомнений для нас не оставалось никаких. Очевидно, псы настигли свою жертву.

— Помилуй Бог!.. Вдруг они его стащили с лошади! — воскликнул прерывающимся от волнения голосом Рувим.

Та же самая мысль пришла и мне в голову, мне приходилось присутствовать на охоте на выдру, и я слыхал лай и рев, который подымает стая, настигнув свою жертву и терзая ее в клочья. Теперь происходило это самое.

На сердце у меня было очень скверно. Я обнажил меч и решил, если мне не удастся спасти товарища, ответить, по крайней мере, как следует этим четвероногим дьяволам. Продравшись кое-как через молодые заросли дрока, мы прибыли к нашей цели. Глазам нашим представилась совершенно неожиданная сцена.

Прямо перед нами виднелась круглая лощинка, ярко освещенная лунными лучами. В середине лощинки возвышался гигантский камень. Таких камней рассеяно много в Солсберийской долине; это — остатки доисторических жертвенников. Камень имел никак не менее пятнадцати футов в вышину и во время оно стоял, разумеется, прямо, но ветер, непогода и осыпающаяся почва изменили его положение. Камень стоял под известным наклоном, и вследствие этого ловкий человек мог вскарабкаться на его вершину.

И вот на верхушке этого камня, неподвижный, со скрещенными по-турецки ногами, сидел Децимус Саксон, похожий на диковинного идола прежних дней. Децимус сидел, важно попыхивая своей бесконечно длинной трубкой, что он делал всегда при затруднительных обстоятельствах. А внизу, у основания монолита (так называют эти камни наши ученые), заливались бешеным лаем две громадные ищейки. Собаки прыгали, становились одна другой на спину и бесновались, стараясь добраться до бесстрастной фигуры, сидевшей наверху, но все было напрасно. В бессильном бешенстве они и подняли тот оглушительный рев, который нас так напугал.

Любоваться этой страшной сценой нам пришлось недолго, ибо собаки, как только нас завидели, бросили свои бессильные попытки добраться до Саксона и устремились на нас с Рувимом. Одна изних, громадное животное с горящими глазами и разинутой пастью, прямо бросилась на Ковенанта, стараясь схватить его за шею. При лунном свете я видел белые громадные зубы. Но я встретил собаку как следует. Сильным ударом наотмашь я разрубил ей морду. Пёс повалился, корчась, в лужу собственной крови.