Юрий Рожицын - СМЕРТЬ НАС ОБОЙДЕТ

Сергей выпил водку, почувствовал знакомый вкус, к которому привык за два фронтовых года, повеселел, ощущая, как по телу разливается привычное тепло, и по примеру Скорцени намазал хлеб икрой.

Эсэсовец попытался мерить шагами короткое купе, но вскоре устал от бесконечных поворотов и опустился на закряхтевший под ним диванчик. Налил в стаканчики водку, выпил и, закусывая, проговорил:

— С тобой хорошо, Фриц. Ты молчишь, не лезешь с прожектами, домыслами, предположениями. Необходима новая порода людей, людей-исполнителей, знающих два десятка общеупотребительных слов. Болтуны губят рейх. Разговорами они маскируют свою беспомощность, болтают, когда нужно драться не на жизнь, а на смерть. От них наши беды...

Вечерняя, унылая и продрогшая Вена давно осталась позади, поезд, пыхтя, взбирался на альпийские перевалы, сердито шипел на спусках, с грохотом влетал в каменные туннели. За окном ночь. В серебристом лунном свете нечеткими контурами проглядывают заснеженные горные вершины, то совсем близко, то вдали вспыхивают и исчезают манящие огни селений.

— В нашей политике сплошные извивы, лицемерие побеждает здравый смысл, — больше себе, чем молчаливому собеседнику, говорил Скорцени. — Но и в политике нельзя разбрасываться друзьями и союзниками ради сиюминутной выгоды. Спасти, чтобы уничтожить, — выше моего понимания. Этот план — плод больного воображения маленького Генриха. Мексиканский вариант! А я должен уподобиться святому Петру... Предавай и будь счастлив! Пей, Фриц... Ты счастливец, не знаешь ни забот, ни сомнений, ни колебаний. Да и сама судьба тебе покровительствует. Поделись ее милостями, они и мне нужны!..

Предостерегающая надпись □ Маленький дуче □ Одиссея рыжего англичанина □ Бой на дороге □ Тайные симпатии старой знакомой □ Роковой просчет Гарри Сторна

Лисовский поднял Сергея ранним утром. Парень недоспал и рассердился на друга за преждевременную побудку. Свесил ноги с дивана и неподвижно сидел, словно прислушивался, как бродит в голове невыветрившийся хмель.

— Хорош, — зло шептал Костя, — нашел, с кем хороводиться! Хоть не допивай до конца. Он без конца подливает, ты и хлещешь как воду.

— С какой бы радости я стал воду хлестать? — вяло огрызнулся Груздев. — Попробуй не выпей, когда он в себя, как в бездонную бочку, льет...

— Закусывай, а то лыка не вяжешь.

— Не бреши, — обиделся Сергей, — я ума не пропиваю. Да и под конец из стопки в голенище выливал...

— Ха-ха-ха, — не удержался Костя, — а я-то думал, от тебя, будто из пивной бочки, сивухой несет. Ты же под мой диван свои мокрые носки сунул!

— Смеешься, — угрюмо отозвался Сергей, — а меня с души воротит от его разговоров.

— О чем он говорил? — заинтересованно подсел к другу Лисовский.

— Черт его знает, — беспомощно пожал плечами Сергей. — Слова-то мудреные, до смысла не докопаешься.

— Вспомни, вспомни, у тебя же цепкая память!

— Дай портсигар и зажигалку... Вроде бы он психует, что его заставляют поперечное делать, что ему не по душе. Кого-то он спас, а теперь должен его угробить... Постой, постой, — спохватился он, напрягая память. — Еще упомянул... вариант. Да, да вариант. Ме-ме... Шибко похоже на козлиное мекание... Мекиканский...

— Что, что? — насторожился Костя.

— А ты не будешь подначивать? Ну, ладно... Мекиканский вариант.

— Мексиканский...

— Во-во, — обрадовался Сергей, — мексиканский...

Лисовский застыл в недоумении. Смотрел на земляка, невозмутимо попыхивающего сигаретой, и никак не мог найти логической связи в словах Скорцени.

— Мексика и Италия... Италия и Мексика... Что общего между этими странами? А ты ничего не напутал?

— Если ты не знаешь, то я и подавно, а путаником никогда не был.

— Ладно, не обижайся... Иди, умойся, да носки выкинь, новые возьми. А то от их запаха опять опьянеешь.

В дверях Сергей столкнулся с Занднером, приветливо кивнул ему. Отто, как и всегда, чисто выбрит, ухожен, бодр и деятелен.

— Доброе утро, Франц! — он выразительно покосился на перегородку.

— Утро доброе! Проходи, Отто! Занднер негромко поинтересовался:

— Когда Гюнтер от Скорцени вернулся?

— Без десяти два.

- Странно, — понизил голос немец, — что оберштурмбаннфюрер сделал его своим наперсником. Мне говорили, раньше такого не случалось. Может, их сходство играет в этом определенную роль... Предостереги Гюнтера, такая доверительность добром не кончается.

— Трудно предостеречь. Скорцени вызывает его к себе и за рюмкой шнапса мучает разговорами... Да, кстати, что означает словосочетание — мексиканский вариант?

— О нем Скорцени упоминал?! — скорее утвердительно, чем вопросительно, проговорил Занднер и, раздумывая, вслух размышлял: — Странное сочетание, но что-то подобное я слышал... Операция «Эйхе» в Италии, «Франц» в Иране, «Гриф» в Арденнах, неудавшийся «Ульм» на Урале...

— На Урале?! — удивленно переспросил Лисовский.

— Да, Скорцени намеревался диверсионными акциями сорвать энергетическое снабжение военных заводов на Урале, но просчитался... Мексиканский вариант?! — потер виски Отто.

— Он говорил, что ему претит убийство спасенного им человека.

— Словами кокетничает! Убьет и не поморщится... Однако теперь мне все ясно, — и Занднер невесело улыбнулся. — Мексиканский вариант. Участники заговора в Мексике решили избавиться от неугодного правительства. Они пристрелили министра, рассчитывая, что остальные явятся на его похороны. Набили динамитом соседние с фамильным склепом убитого могилы и в разгар траурной церемонии взорвали их. Правительство перестало существовать.

— А-а, — разочарованно протянул Костя, — туда фашистам и дорога.

— Ты жесток, Герберт, но я с тобой согласен, — от души рассмеялся Отто.

Вошел Сергей с посвежевшим лицом и просветленными глазами. Натянул коричневую рубашку, повязал галстук, застегнул ремни с кобурой под мышкой и накинул мундир. Подмигнул Отто и прислонился у окна плечом к стенке. Пусть он разговаривает с Костей, а ему уже страшно надоело гадать, кто и что сказал. Похоже, теперь надолго придется держать язык за зубами. Кой-кого разглядел сейчас в коридоре. Он никого не знал, а его по-свойски приветствовали, приятельски улыбались. Сами рослые, здоровые, морды свирепые, на мундирах полным-полно всяческих нашивок. В диверсионной школе учились шавки по сравнению с этими волками...

Туманные Альпы напоминают о себе голубыми силуэтами в утренней дымке. Сергей невольно ими залюбовался и забыл о неприятных размышлениях. Поезд спешил густо населенной равниной, по горизонту окаймленной лесистыми холмами. Парень дивился людской тесноте, глядя на нескончаемую череду городков, деревень, отдельных крестьянских усадеб.