Редьярд Киплинг - Наулака

— А если дам?

— Что это? Условие?

Он повторил вопрос, предложенный ему миссис Мьютри.

Ситабхаи с отчаянием взглянула на утреннюю звезду, уже начинавшую бледнеть на востоке. Даже ее власть над магараджей не могла бы спасти ее от смерти, если бы день застал ее вне стен дворца.

Этот человек говорил так, как будто ее жизнь в его руках, и она знала, что он прав. Если у него есть доказательства, он не постесняется представить их магарадже, а если магараджа поверит — Ситабхаи уже чувствовала прикосновение меча к ее шее. Она будет не основательницей династии, а безымянным призраком, исчезнувшим из дворца. К счастью, магараджа в тот день, когда Тарвин обвинял ее во дворе дворца, был в таком состоянии, что не понял его обвинений. Но теперь она беззащитна против всего, что вздумает предпринять против нее этот смелый и решительный иностранец. В лучшем случае он может возбудить против нее неопределенное подозрение индийских придворных, которое нанесет смертельный удар ее планам и вырвет магараджа Кунвара из-под ее власти, благодаря вмешательству полковника Нолана, а в худшем… Она не стала развивать ход мыслей в этом направлении.

Она проклинала жалкую слабость, которая помешала ей убить его, когда он был в ее объятиях. Она хотела убить его в первую минуту их свидания. Она слишком долго поддавалась очарованию чужой воли, более сильной, чем ее собственная; впрочем, время еще не ушло.

— А если я дам вам Наулаку? — спросила она.

— Я думаю, вы сами лучше знаете, что будет.

Бросив взгляд на равнину, она увидела, что у звезд уже не было блеска; черная вода резервуара побледнела и стала серой; дикие утки просыпались в тростниках. Заря была так же неумолима к ней, как и человек. Джуггут Синг в отчаянии подвел лошадей, делая жесты, полные нетерпения и страха. Небо было против нее, и на земле не было помощи.

Она заложила руки за спину. Тарвин слышал, как щелкнула застежка, и Наулака упала к его ногам, сверкая огненной рябью.

Несмотря ни на него, ни на ожерелье, она пошла к лошадям. Тарвин быстро наклонился и поднял драгоценную вещь. Джуггут Синг отвязал его лошадь. Тарвин подошел и схватил повод, пряча ожерелье в карман на груди.

Он наклонился, чтобы ощупать подпругу. Ситабхаи, стоя около своей лошади, подождала еще.

— Прощайте, Тарвин-сахиб, и помните цыганку, — сказала она, протягивая руку над лукой. — Гэ!

Перед ним блеснуло что-то. Рукоятка ножа Ситабхаи задрожала около седла, на полдюйма выше плеча Тарвина. Его конь, хрипя от боли, бросился на жеребца Ситабхаи.

— Убей его, Джуггут Синг! — задыхаясь, проговорила она, указывая на Тарвина евнуху, карабкавшемуся на лошадь. — Убей его!

Тарвин схватил ее нежную ручку своей сильной рукой.

— Потише, милая! Потише!.. — Она, пораженная, смотрела на него. — Дайте, я подсажу вас.

Он обнял ее и посадил в седло.

— А теперь поцелуйте, — сказал он, когда она взглянула на него.

Она наклонилась.

— Нет, подождите! Дайте мне ваши руки.

Он схватил ее за руки и поцеловал прямо в губы. Потом он звонко ударил лошадь; она бросилась вниз по дорожке и поскакала по равнине.

Он смотрел, как Ситабхаи и Джуггут Синг исчезали в облаке пыли и разлетавшихся камней, потом вздохнул с глубоким облегчением и повернулся к озеру. Он вынул Наулаку из тайника, с любовью положил ее на руку и стал пожирать глазами.

Камни горели ярким блеском зари и как бы смеялись над изменяющимися цветами гор. Блестящие нити драгоценных камней затмевали красный свет, подымавшийся из-за тростника, точно так же, как они заставили потускнеть блеск факелов в ночь свадьбы маленького Кунвара. Нежную зелень тростника, глубокую синеву озера, берилловый цвет быстро пролетавших зимородков и ослепляющую рябь от крыльев стаи лысух, стряхивавших воду под первыми лучами солнца, — ожерелье затмевало все это. Только черный бриллиант не принимал участия в радости утра, но лежал среди своих блестящих собратьев мрачный, с красным сердцем, как та мятежная ночь, из которой вывел его на свет Тарвин.

Тарвин разглядывал камни. Их было сорок пять; каждый камень представлял собой совершенство и не имел никакого недостатка; каждый из них был заключен в крошечный золотой ободок для того, чтобы не пропала хотя бы малейшая часть его красоты, каждый свободно свисал с цепочки из мягкого золота, на которую был нанизан, и каждый стоил жизни царя или доброго имени царицы.

Хорошая это была минута для Тарвина. Вся его жизнь сосредоточилась в ней. Топаз был спасен!

Дикие утки плавали взад и вперед по озеру. Журавли перекликались друг с другом, важно расхаживая среди тростника, почти достигавшего их красных голов. Из храма, скрытого среди гор, доносился голос одинокого жреца, приносившего утреннюю жертву своему богу, а из города в равнину несся гром барабанов, возвещавших, что ворота открыты и день наступил.

Тарвин поднял голову, оторвал взгляд от ожерелья. Нож с рукояткой из нефрита лежал у его ног. Он поднял изящное оружие и бросил его в озеро.

— А теперь к Кэт, — сказал он.

Дворец на красной скале, казалось, еще спал, когда Тарвин ехал по пустынной равнине. Какой-то человек на верблюде выехал из городских ворот, и Тарвин с интересом заметил, как быстро может двигаться длинноногий верблюд. Несмотря на то что он привык к этим животным с шеями страусов, они все же напоминали ему цирк Барнума и детство. Человек на верблюде приблизился и проехал мимо него. В утренней тиши Тарвин услышал знакомый сухой звук. То был звук взводимого курка. Машинально спустился он с седла и, когда заговорило ружье, был по другую сторону седла; облако синего дыма поднялось кверху и безжизненно повисло над верблюдом.

— Мне следовало понять, что она тотчас примется за дело, — пробормотал он, выглядывая из-за седла. — Револьвером мне не достать его на таком расстоянии. Чего же ждет этот дурак?

Тут он заметил, что неизвестный, с характерной неловкостью туземца, засорил дуло ружья и с яростью колотил им по луке седла. Тарвин быстро сел на лошадь, с револьвером в руке подскакал к незнакомцу и увидел побледневшее лицо Джуггут Синга.

— Вы?.. Ну, Джуггут, это нехорошо с вашей стороны, старина.

— Мне приказано, — дрожа от страха, сказал Джуггут. — Это не моя вина. Я… я не знаю этих вещей.

— Дайте-ка я покажу вам. — Он взял ружье из дрожавшей руки. — Нужно немного сноровки — вот так! Вам нужно поучиться, Джуггут.

— Что вы сделаете со мной? — вскрикнул евнух. — Она убила бы меня, если бы я не поехал.

— Не верьте этому, Джуггут. В теории она сильней, чем на практике. Поезжайте вперед.

Они направились назад к городу. Джуггут ехал впереди на верблюде, каждую минуту боязливо оглядываясь назад. Тарвин улыбался сухой, но успокаивающей улыбкой, балансируя у бедра захваченным ружьем. Он заметил, что ружье очень хорошее, если уметь обращаться с ним.