Жеральд Мессадье - Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 2. Власть незримого

Екатерина задумчиво кивнула.

— Хорошенько все обдумайте, — сказала она, — и сообщайте о каждом своем шаге. Я поеду в Зимний дворец.

— Ваше величество, — вмешался Барятинский, — я полагаю, следует проявить предусмотрительность: пусть вас сопровождает полк.

Екатерина снова кивнула и сделала знак Барбере, шевалье поклонился и протянул даме свою фляжку. Когда императрица вернула ее, та была уже почти пустой.

Себастьян обратился к шевалье:

— Мне больше не следует здесь находиться. А вы хотите остаться?

— Позвольте мне посмотреть на продолжение.

— Потом расскажете.

Сен-Жермен попросил у императрицы позволения удалиться. Екатерина протянула ему руку, граф наклонился, чтобы ее поцеловать. Императрица с силой сжала его ладонь, посмотрев на Сен-Жермена долгим взглядом. Себастьян скромно отступил.

Когда он вновь собирался взобраться вместе с Францем на одного коня, к нему подбежал сияющий Григорий Орлов.

— Граф, — произнес он, — когда я приду к власти, я не забуду того, что вы для всех нас сделали.

Себастьян, пораженный этими словами, поклонился и пожал протянутую ему руку.

«Когда я приду к власти». Внезапно, когда Себастьян направлялся к Графскому переулку, ему открылась истина. «Когда я приду к власти…»

В три часа ночи Сен-Жермен рухнул на постель в особняке графа Ротари.

Нужно было сохранить силы на дальнейшее. Себастьян предчувствовал, что приключение не закончилось. До конца было еще далеко.

Граф Ротари, римлянин весьма округлых форм, был архитектором, который поддерживал в Санкт-Петербурге стиль европейского барокко, оставленный в наследство великим Растрелли. Императорские заказы, а также заказы частных лиц обеспечивали ему верную и надежную прибыль. То император или императрица высказывали пожелание сделать то-то или перестроить это, то какому-нибудь аристократу, стремящемуся идти в ногу со временем и следовать моде, приходило в голову обновить фасад, деревенское поместье, анфиладу комнат. Ротари был, ко всему прочему, еще и живописцем и пользовался всяким удобным случаем, чтобы продвигать свои собственные творения, например расписные трюмо или панно. Вынужденный по шесть месяцев в году жить на ледяном севере, теплолюбивый итальянец испытывал невероятную тягу к полуобнаженным богам и нимфам, гирляндам из роз и пурпурным облакам в лазурном небе.

Себастьян увиделся с ним лишь для того, чтобы поблагодарить за гостеприимство и обменяться мнениями по поводу архитектурной моды и стиля. За две недели граф ночевал в доме архитектора всего лишь раза три, поскольку почти все время пребывал в Ораниенбауме. Узнав, что как раз этим утром Себастьян находится здесь, Ротари послал к нему своего дворецкого, дабы просить Сен-Жермена оказать ему честь и отобедать с ним.

— Боже мой, граф, я хочу надеяться, что ваши заботы оставят вам немного свободного времени и я буду иметь счастливую возможность насладиться вашим обществом и вашей беседой.

— Простите мое отсутствие, — ответил Себастьян. — Я и в самом деле был занят со дня моего приезда.

— Я вижу, что ваша деятельность принесла плоды, — с понимающей улыбкой заметил Ротари. — Ибо, насколько я понимаю, сегодня ночью у нас поменялся монарх.

Ротари был достаточно умен, чтобы понимать: к изменению режима его гость приложил руку, причем, похоже, рука эта держала оружие. Архитектору прекрасно было известно, что Себастьян не игрок, не гуляка, и его возвращение под утро исторической ночью говорило о многом.

— Смена уже произошла? — спросил Себастьян.

— В Санкт-Петербурге ходят такие слухи.

— Где царь?

— Кажется, об этом никому не известно, хотя за ним отправились три полка. Но я не стану жаловаться на то, что у меня поменялся хозяин. Художественные вкусы Петра представлялись нам, как бы это помягче выразиться, несколько кричащими.

— Вы хотите сказать — прусскими.

— Фридриховскими, — с лукавой усмешкой поправил архитектор.

Себастьян забеспокоился: хотелось бы получить известия, но каким образом? Барятинский и шевалье де Барбере уехали с войском. А что, если царь под угрозой свержения бежал морем? Не призовет ли он Фридриха Прусского на помощь?

В пять часов пополудни в особняке в Графском переулке появился шевалье де Барбере, усталый и изможденный.

— Я решил, что, прежде чем отправиться домой и отдохнуть, имеет смысл заехать к вам и сообщить новости, — объяснил он свой визит. — Мы прибыли в Ораниенбаум около девяти. Царя не было. Я не знаю, кто предупредил его о перевороте, но он попытался добраться до Кронштадта. Наверняка намеревался сесть там на корабль и отправиться в Пруссию. Барятинский предполагал, что Петр может попытаться сбежать. У князя были солдаты, чтобы преградить Петру дорогу. Барятинскому удалось перехватить царя на обратном пути в Ораниенбаум, тот был со своим адъютантом и двумя офицерами. Барятинский посадил Петра под арест в замок. Воронцова отправили под арест еще раньше. Двух вестовых послали предупредить императрицу.

Тем временем в гостиной появился граф Ротари. Он услышал последние слова. Итальянец более не мог сомневаться в том, какую роль сыграл в этих событиях его гость.

— Голштинский полк не оказал сопротивления? — осведомился Себастьян у Барбере.

— Несколько солдат высыпали из казармы, встревоженные шумом, но когда они увидели, что их окружили около трех тысяч человек, то повели себя благоразумно: пошли на переговоры. Я, во всяком случае, не слышал ни одного выстрела. Впрочем, как сказал мне Григорий Орлов, там была всего половина полка.

Себастьян обдумал услышанное.

— Вы удовлетворены, граф? — спросил Ротари у Сен-Жермена.

— Насколько я могу быть удовлетворен удачной демонстрацией физического опыта, — ответил наконец Себастьян.

— Физического опыта? — не понял итальянец.

— Мы увидели, что слабое химическое тело оказалось разрушено телом более сильным. Петр Третий не смог противиться силе русского духа.

Барбере долгим задумчивым взглядом посмотрел на Себастьяна.

— Вы и в самом деле дьявол в человеческом обличье, — сказал он восхищенно.

После чего распрощался, сообщив, что возвращается во дворец Барятинского.

Несколькими минутами позже на колокольне Петропавловского собора начался неистовый трезвон. Через мгновение ему стали вторить другие колокола. По всему городу, от Смольного монастыря до Никольского собора, звонари ухватились за веревки на колокольнях. Можно было подумать, что сейчас, в июне, наступил праздник Пасхи. Не приходилось сомневаться: новость уже сообщили Священному синоду.

Ротари и Себастьян вышли на улицу, чтобы посмотреть на сгущавшуюся толпу, которая собиралась на набережной Фонтанки, намереваясь идти к императрице, чтобы выразить ей свою поддержку. В толпе было много священнослужителей.