Юрий Сергеев - Становой хребет

Отталкивался, крутился и чуял настигающую льдину. Осколки от неё уже неслись вровень и запрыгивали на брёвна, наконец, пролетела последняя каменная гряда. И уже, на тихом месте, злобно ткнулась зелёным лбом в зад парома обессилевшая и обколотая со всех сторон ледяная глыба…

Егор, ещё не веря в спасение, отёр лицо дрожащей рукой, и снова накатила шальная радость победы над смертью. Оттолкнулся от льдины расщеплённым концом шеста и погнал растерзанный плот в тихую заводь у берега.

Над обрывом всё так же чернел крест, а чуть ниже по течению подсыхали выползшие на берег брёвна разбитого вдребезги парома. «Те трое, что ночевали у начала порогов, — сумрачно догадался Егор, — неужто все перетонули?»

Поплавков на воде не отыскал. Угли костра были годовой давности. Ихние с Игнатием. «Неужто я только один прошёл пороги?! Да-а… крепкие замки на якутском золоте. Всё! Боле не пойду через этот перекат. Замётано!»

Вспомнилась такая же клятва Парфёнова, и сразу пришло облегчение. «А ить пойду! чё зря зарекаться».

Егор надел чистую рубаху, широкие шаровары и яловые сапоги из найденного тюка. Всё пришлось впору, словно на заказ было шито. Потом взялся ремонтировать плот. Перекрепил вылезшие скобы, стянул брёвна надёжными скрутками свежих верёвок и, довольный сделанной работой, вернулся к костру.

Незаметно развеселился до песняков.

— затянул песню Парфёнова, вспомнил некстати Марфу, и больно кольнула мысль, что его не венчанная жена с лихим батяней могут спровадить мать на тот свет за здорово живёшь.

«Ну, погодите, вот вернусь отселя… я вам вертеп расстрою». Так и уснул у жаркого костра среди разворошенного снаряжения.

Сквозь сон слыхал, как Верка ночью лаяла на реку злобно и ожесточенно, но быстро угомонилась.

Егор поднялся засветло, подошел к обрыву и не поверил глазам: плота на привязи не было. На песке увидел чужие следы. Шест, только выструганный вечером, тоже пропал. Хорошо, хоть не успел погрузить подсохшие вьюки.

Они, по всей видимости, и спасли его от смерти. Воры подходили к ночевью сажен за двадцать, но приняли, наверное, длинные тюки за спящих людей. Напасть не решились. Да и собака отпугнула. Егор лихорадочно метался по берегу, хотя и сознавал, что рыскает понапрасну.

Охватила злоба на тех, кто воспользовался темью для чёрного дела. Потом успокоился: «Слава Богу, что живым остался».

Собрал брёвна разбитых плотов, сплавил их на мелкое место и стал вязать новый паром. Настил сделал из лиственниц, закрепил сверху тюки с поклажей и выбрал в лесу жердину для шеста.

В голове билась мысль: «Ну, погодите! Догоню я вас… убивать не стану, а бока крепко намну». Плыл ночью, наугад выбирая путь в перекатах, и чуть не поплатился за это.

Плот крепко засел на камнях посредине реки, и пришлось до рассвета изнывать от холода на воде. Едва развиднелось, сполз в ледяную воду голяком.

Упёрся снизу в бревна спиной и, раскачивая плот, кое-как сдвинул его с камней. Еле успел забраться на рванувший по течению паром. К берегу приставать не стал. Гнал и гнал шестом своё не очень надёжное судно. Надеялся пристигнуть врагов, но они, видно, оторвались далеко.

Пока стаскивал дрова для костра, готовился к отдыху после бессонной ночи и суматошного дня, Верка откуда-то пригнала сокжоя на косу. Олень стремглав летел к перекату, не видя человека со вскинутым маузером…

Свеженина немного утешила скитальца. Егор ел обжаренные на костерке куски мяса, а туша мокла в реке, привязанная к плоту. Так мясо сохраняется в холодной воде более двух недель, только сверху покрывается белой вымочью.

Верка раздулась в боках от обильной едовы и завертелась у костра, устраиваясь спать. На тёмном небе высыпали звёзды! Егор долго лежал в пологе без сна, думая о ворах. Решил встать пораньше, надеясь догнать уплывших на его пароме. На дорожку сварил котёл мяса, чтобы не останавливаться на обед.

Настороженно вслушивался в ночь, мало надеясь на собаку. Незаметно задремал и очнулся, как и задумал, при слабом отсвете на востоке. Наскоро перекусил холодным мясом и отвалился от берега. Шест похрустывал о гальку, журчала прохладная водичка у брёвен, медленно погасали звёзды.

Плыл без остановки весь день, но следов ночевий по берегам не заметил. Досадливо сплюнул перед вечером, решил отступиться от преследования. Проворчал, смиряясь: «Чёрт с вами, пользуйтесь моей добротой».

Уже никуда не торопясь, обстоятельно выбрал место под бивак, успел засветло поставить найденную сеть на яме и заготовить топлива на короткую, убывающую с каждым днём ночь. Глядел от костра на неописуемую мощь открывшегося перед глазами заката.

Облака чудно алели перьями райской птицы, розовым светом обливали тайгу, а с востока уже кралась фиолетовая полумгла, бесшумно окутывая в одеяло дрёмы весь мир.

Ничто не нарушало покоя обмершего предночья, только еле внятно шумела на далёком перекате река. Солнце ещё золотило снеговые шапки диких гольцов, одиноких и холодных.

К условленному месту встречи с Игнатием заявился в темноте. Около чума горел большой костёр, те же собаки встретили плот, словно Егор и не отлучался. На берег, прихрамывая, вышел вооружённый человек.

— Игнатий! — радостно крикнул сплавщик, наваливаясь на шест и притирая паром к берегу.

— А-а-а… прибыл. Давай скорее вылазь, беда у нас.

— Что такое? — Егор спрыгнул с чалкой в руках и привязал её за куст.

— Беда, брат! вчерась отлучились мы со Степаном за мясом убитого сохатого, а тут такое натворилось. Приплыли какие-то двое людей. Трёх оленей порешили, одёжку и шкуры позабирали, да хрен бы с ними, со шкурами этими… ить Лушку с собой, сволочи, увезли! Маутом связали — и на плот… мать её сунулась оборонять, как звезданули старухе шестом по голове. Не знаем, оклемается, нет ли… Беда-а…

— Игнат, а ведь я за этими гадами гнался… Они плот мой увели от Фомина переката. Жаль, не догнал.

— Ну?! А этот чейный паром?

— Этот, наверное, ихний. Его разметало на камнях, пришлось по новой вязать, благо верёвки нашлись.

— Да-а… Таких зверей в тайгу пущать нельзя. Надо отплатить за всё. Степан на оленях за ними подался, может быть, и догонит. Лушку жалко до смерти, да куда мне её отбивать… Хромой вовсе.

Олень меня не держит! Раскормили за зиму… До утра обождём. Ежели Степан не вернётся, поплывём налегке в два шеста. Я этим сволочам так не спущу. Назад как-нибудь дочикиляю.

— Поплывём, — загорелся Егор, — может быть, сейчас двинем? Река тут тихая, да и ночь светлая. Поплывём!

— Не-е… Внизу есть перекат боевой, перекинет впотьмах. Да и больную нельзя оставлять, детишек. Вдруг ещё кого леший принесёт.