Юрий Сергеев - Повести

Влас засуетился, бросил в сейф какие-то бумаги, вытащил оттуда и сунул в карман наган. — Давай, мигом! К вечеру будем на месте.

На вездеходе подкатили к крыльцу ресторана. Влас с водителем постучали в запертую дверь, и Ковалёв зашёл вслед за ними. Повар, прямо с больших жаровень, накладывал в объёмистую кастрюлю жареное мясо, картофель, котлеты.

Подал и буханки хлеба. Видно было, что Дед почитается в этом заведении. Он расплатился и улыбнулся молодой официантке.

— Ну что, красавица, приуныла, пойдёшь ко мне поварихой?

— Да ну вас, только обещаете.

— Сегодня я добрый, приходи с заявлением и со своим борщом. Понравится — возьму. Ну, поехали, теперь не заморозим дедов.

В хате Валерьяна пахло кислым дымом. Печь только растопили. Старики усердно хлебали какое-то варево из кастрюли. Петров молча подошёл к ним, сел и тоже заработал ложкой. Фомич переглянулся с хозяином дома, хмыкнул и продолжал есть.

— Семён Иванович, — развернулся к двери Влас, — притащи еду, старатели, а такую баланду едят, не к лицу им.

— Вот что, Валерьян, — когда старики поели, сказал Влас, — поехали на место. Палаточку поставим, отдохнём пару деньков, чайку попьём с дымком, поговорим. Скучно тут у тебя, простора нет.

— Хворый я, Влас, помру ещё по дороге.

— Не помрёшь, не дадим.

Водитель внёс новые полушубки, валенки, ватные костюмы.

— Одевайтесь, — махнул Влас на обновку, — принимаю вас в артель на довольствие.

Фомич крякнул, опять переглянулся с Валерьяном и загомонил:

— А чё! Поедем? Шапки пошто новые не привёз?

— Семён! — усмехнулся Петров. — Сбегай в магазин, тут рядом. Вот деньги. Купи им шапки, шарфы, даже бюстгальтеры, если попросят.

Деды облачились в новую одежду и шагнули за порог.

— Господи! — пробормотал Валерьян. — На кой ляд я откопал эту жилу! До самой смерти покоя нет, — и первым залез в вездеход.

По старым, закрытым снегом и поросшим кустарником дорогам, по долинам ручьёв и речек, а где и напролом через тайгу, до самого вечера ломились к далёкому ключу. На заходе солнца поднялись по его долине в верховья и остановились у замёрзшего водопадика, указанного стариком.

— Вот тут, — печально вздохнул Валерьян и вылез на разлохмаченный гусеницами снег.

Долго озирался кругом, снял шапку и застыл, как перед могилой, в долгом молчании. Никто ему не мешал. Люди сидели в ГТТ, и когда Семён тоже хотел спрыгнуть, Влас поймал его за рукав.

— Сиди! Пусть придёт в себя.

Проваливаясь по колено в снег, Валерьян подошёл к горячим от заката струям замёрзшего ручья. Провёл по ним ладонью и обернулся. Долго и враждебно смотрел на незваных гостей, потом размахнулся и что есть мочи ударил валенком по сосулькам.

— Берите! Хрен с вами… Берите! — доплыл его хриплый шёпот.

Влас отыскал на полу припасённое кайло, лопату и сам врубился в водопад. Работал он кайлом умело, споро, словно всю жизнь только этим и занимался, лёд глыбами отваливался и разлетался в стороны.

Вскоре отколол кусок белого кварца. Обступившие его люди увидели тонкие золотые нити, прошившие молочный сгусток камня с вросшим самородком с пятикопеечную монету, бисером вкраплённые золотины.

Влас затолкал образец в карман, грубо поймал за плечо Валерьяна, дернул к себе и, сдавив своими лапищами немощного, три раза поцеловал в губы.

— Дорогой ты мой старикан! Что же ты натворил? А? Да такого образца, как у меня в кармане, ещё не было за историю Алдана!

— Ну, Влас, — усмехнулся Фомич, — лучше давай гульнём на этом окаянном месте. Помёрзли мы в дороге.

— Постой, Кондрат, — остановил его Валерьян. — Разве у тебя образец в кармане, Влас? Чепуха на постном масле. Я тебе сейчас не то покажу, — он зашагал от водопадика в сторону и замер у старого, трухлявого пня.

Все подошли за ним.

— Ишь! Пережил я дерево! А такая лиственница была, ядрёная, крепкая, на века. Должно, снутри гнилая оказалась. Копайте вот тут, под пеньком.

Семён расчистил снег и начал рвать кайлом замёрзший мох. Немного углубился, и железо звякнуло по камню.

— Стоп, — отстранил его Валерьян, — теперь я сам.

Он опустился на колени, осторожно разгребая пальцами рыхлую землю.

— Вот они, милые, свиделись, — один за другим вытаскивал куски кварца с влитыми в них золотыми самородочками, жилками и крапинами.

Образцы шли по рукам, Влас тяжело сопел, хрюкал, как дикий кабан, смахнул с головы шапку и складывал в неё коренное золото Белогорья. Шапка всё тяжелела, набралась с верхом, наконец, Валерьян поднялся с виноватой улыбкой:

— Эти образцы не стыдно и в любой минералогический музей положить. Только смотри не залети с этой радостью, как я. Зарегистрируй и оприходуй. История, как известно, любит повторяться.

— Спасибо, старик. Я выверну эту сопку наизнанку. Спасибо, но почему ты, всё-таки, не отдал раньше?

— Тебе не понять, Петров, — помрачнел Валерьян, — я каялся и раньше, но только сейчас осознал всю меру своей дурости. Это — страшная трагедия. Не отдавал, мстил тем, кто меня обидел, но куда больше я обидел себя. Кому я доказал свою правоту — никому!

А люди обошлись без меня и этого золота, без Рябинового ручья, а я жил со злом и ни черта не сделал за всю жизнь. Разве это не страшно? Разве это не дурость? — Валерьян тягуче простонал и сел на корточки. — Уйдите все от меня, прошу вас!

Покрутившись на месте, водитель расчистил гусеницами ГТТ пятачок от снега. Натянули палатку в морозных сумерках. На пол бросили хвою, раскатали рулон войлока и затопили печку. Валерьян всё сидел у разбитого вдребезги водопада, погружённый в свои мысли.

Пришла ночь, выползла замёрзшая на небе луна и пялилась вниз на искры из жестяной трубы брезентовой обители, невесть, как попавшей в эту пору в нехоженую тайгу.

Кондрат привёл старого геолога к людям. В палатке было тепло, горела фара-переноска от аккумулятора вездехода. Подвернув под себя ноги, сидел Влас, и черти прыгали под его лохматыми бровями.

Валерьян скромно присел в уголке, протянул к печке озябшие, маленькие ручки, всхлипывал и не открывал глаз.

Когда поужинали и наговорились до одури, Фомич приосанился и движением руки попросил тишины.

— Хочу сказать про Такарикан! Какие озера там! Какая охота да рыбалка!

Петров живо стрельнул на него взглядом.

— Выкладывай, Кондрат, не тяни за душу, есть россыпушка?

— Хэ! Скорый какой, ты погляди на нево! Выкладывай сразу, и всё! Точно не знаю, есть ли. Храмов ишшо сказывал, что есть, про запас держал то место. Всё собирался туда итить, да так и не довелось.

— Конкретное место знаешь?

— Помню примету одну, голец двуглавый. От нево в самый раз речушка бежит к северу. На третьем ручье по правому борту и был ево шурф. Он мне по пьянке рассказал, сговаривал составить компанью. Вот и запало до смерти. Вишь? Сколь годков прошло, а не забылось.