Евгений Войскунский - Экипаж «Меконга» (С иллюстрациями)

— Хулиган!

Между тем Опрятин, совершенно невредимый, пересек улицу и пошел дальше, размахивая чемоданчиком в такт своим деревянным шагам. Он не обращал внимания ни на людей, ни на машины. Последний переход, а там уж рукой подать…

Он медленно переходил наискосок улицу, когда из-за поворота выехал тяжелый грузовик. Опрятин даже не взглянул на него.

Чей-то крик полоснул по ушам. Взвизгнули покрышки по асфальту. В двигателе коротко громыхнуло. Грузовик остановился так резко, что водитель, ударившись грудью о баранку, потерял сознание.

Толпа прохожих стеной окружила грузовик.

Тело человека-призрака, неестественно вывернувшись, повисло на передке машины. Правая рука по плечо была скрыта в капоте двигателя…

Поодаль, метрах в двух, лежал черный чемоданчик, наполовину утонувший в асфальте.

Действие проницаемости внезапно прекратилось, и тело Опрятина приобрело обычные свойства в тот самый момент, когда правая рука проникла в пространство, занятое работающим двигателем. Их частицы перемешались, слились в небывалой смеси. Мотор сразу заглох.

Николай и Юра протиснулись к грузовику и — остановились, пораженные страшным зрелищем.

Долгий тревожный сигнал: карета «скорой помощи», медленно раздвигая толпу, подъехала к месту происшествия.

Субботний вечер. Привалов лежит на диване с книгой в руках. Рядом, на стуле, — пепельница и пачка сигарет «Автозаводские». Борис Иванович курит и читает, наслаждаясь покоем.

Впрочем, абсолютного покоя не бывает — даже кратковременного.

— Борис, — говорит Ольга Михайловна, нарезая ровными прямоугольниками арахисовый торт. — Борис, ты что же — весь вечер намерен пролежать на диване?

— А что? — Привалов переворачивает страницу.

— Пойдем в кино. Все видели…

— Не могу, Оля. Сейчас Колтухов придет.

— Опять Колтухов! Чего ему дома не сидится!

— У нас дело, Оля.

— Не стряхивай, пожалуйста, пепел на ковер.

— Извини, нечаянно.

— Дело! Вечно дело!.. Просто с ума вы все посходили! — Ольга Михайловна ощущает потребность высказаться. — Мало того, что на работе засиживаешься дотемна, так еще и дома каждый вечер производственные совещания! Приходят, курят, курят — вся квартира пропахла табачищем.

— Курим только мы с Колтуховым, — уточняет Привалов. — Ребята не курят. Они, пока сидели на острове, разучились.

— Раньше хоть на яхт-клуб ходил, а теперь вовсе не бываешь на свежем воздухе.

— Оля, ты же знаешь, мы должны к приезду москвичей подготовить все для испытания. А времени осталось в обрез… — Привалов переворачивает страницу. Разговаривая, он не перестает читать: привычка, достигнутая многолетним упражнением.

Недавно из Москвы пришла весть: в Институте поверхности провели удачный опыт. Струя масла прошла сквозь воду в трехметровом бассейне. Теперь предстояло поставить опыт с нефтью в натуральных условиях — на море. Испытание было назначено на октябрь. В «НИИТранснефти» шла напряженная подготовительная работа: собирали сложнейшие схемы, монтировали нестандартное оборудование. Строймонтажный трест выполнял срочный заказ: готовил металлоконструкции.

Особенно много хлопот было с энергетическим узлом. Расчетом этого узла и занимались инженеры, а руководил работой Багбанлы — руководил жестко и придирчиво.

Павел Степанович Колтухов, с тех пор как пошла в дело его электретная схема, стал чуть ли не главным энтузиастом беструбного нефтепровода. Его кабинет пустовал целыми днями: Колтухов пропадал в лаборатории Привалова. Знаменитая «смолокурня» теперь перекочевала из чуланчика под лестницей в специально оборудованное помещение — там Павел Степанович испытывал новые образцы мощно заряженных электретов.

Кроме того, нужно было подыскать подходящий участок моря: достаточно уединенный, чтобы скрыть ответственный опыт от любопытных глаз, и в то же время достаточно снабженный электроэнергией. Инженеры Костюков и Потапкин уже вторую неделю мотались по ближним побережьям в поисках такого участка. Осторожный Колтухов на всякий случай послал их даже на восточный берег — посмотреть, не найдется ли там чего получше.

Думая о тех краях, Борис Иванович испытал неодолимое желание перечитать «Кара-Бугаз». Он взял с полки коричневый томик Паустовского — и мысленно унесся к мрачным плоским берегам, покрытым бело-розовыми отложениями мирабилита.

… - Не хотела я этого, а все же придется покупать телевизор, — говорит Ольга Михайловна.

Звонок. Поджав губы, она идет открывать.

Входит Колтухов, на ходу расстегивая воротничок и оттягивая галстук. Он садится, вставляет в рот папиросу и начинает рассказывать о том, как сегодня вдрызг разругался с управляющим строймонтажным трестом.

— Чай будете пить? — сухо спрашивает Ольга Михайловна.

— Обязательно. — Колтухов окутывается дымовой завесой. — Слышишь, Борис? Я ему говорю: вы мне со сроками не крутите, я в ваши мысли проникаю отличнейшим образом. И что ты думаешь? Он уставился на меня и спрашивает этак, с опаской: то есть как проникаете? — Колтухов смеется дребезжащим смешком.

Привалов усмехается:

— После истории с Опрятиным проницаемость у всех на языке.

— Еще бы! — замечает Ольга Михайловна, наливая чай в стаканы. — По всему городу ходят слухи о человеке-призраке. Садитесь к столу. Борис, отложи книгу. Не могу понять, — продолжает она, — как он сделал себя бестелесным? Борис говорил, что на острове у него было какое-то устройство. Хорошо, согласна. Но в кабинете у следователя ведь не было этого устройства? Или он уже с острова приехал в таком… бестелесном виде?

— У него был чемоданчик, — говорит Колтухов, с интересом приглядываясь к арахисовому торту. — По-видимому, портативная установка. Жаль, в таком состоянии, что ничего не удалось понять. Перемешалась, понимаете ли, с асфальтом.

— Должно быть, он выронил чемоданчик, когда на него наехал грузовик, — говорит Привалов. — Поэтому и прекратилась проницаемость… Как он? Не пришел еще в себя?

— Нет, — отвечает Колтухов. — Тяжелый шок. Руку по плечо отняли, несколько ребер переломано…

— Ужасная история! — вздыхает Ольга Михайловна. — И этот Бенедиктов так страшно погиб… Как могло на фотографии получиться его тело, скрытое в бетоне?

— Тоже пока загадка, — говорит Привалов. — Старик Бахтияр полагает, что превращенное по их методу вещество давало жесткое излучение, действующее на фотопленку.