Сергей Зайцев - Рыцари моря

Вернувшись в открытое море, легли на прежний курс.

Но, по всей видимости, «Юстусу» не суждено было пройти путь до Данцига без происшествий… Милях в пяти от острова Эзель подобрали троих датчан. Те дер-жались на воде, ухватившись за доски – останки своего корабля, – и так, подгребая руками, надеялись достичь берега. Когда этих людей подняли на борт и оказали помощь, ибо двое из них были ранены, они рассказали о встрече с капером… Шли датчане из Аренсбурга в Данию. Едва только шпили и крыши Аренсбурга скрылись за мысами, как датчане обнаружили позади себя неизвестное судно. Вначале этому не придали никакого значения, в чем была их оплошка; оправдывали себя – сотни кораблей ходят вдоль ливонских берегов; спрашивали – как мореходу заниматься своим делом, если в каждом подозревать капера?.. После выхода из залива неизвестный корабль прибавил парусов и пошел на сближение. Датчан и это не встревожило; в виду своих берегов, вблизи дверей собственного дома опасность не представлялась им опасностью – да еще в судне с нежным женским именем «Сабина». Поэтому вышло так, что когда «Сабина» пошла на абордаж, на палубе датчанина, кроме рулевого и нескольких матросов, никого не оказалось. Спохватились поздно: абордажные крючья уже впились в фальшборт, чужаки, вооруженные мечами, топорами и саблями, посыпались на палубу, подобно граду, и принялись рубить все, что попадалось им под острие, – людей, ванты, мачты. Они толпами врывались в помещения и, разя направо и налево безоружных датчан, скоро овладели всем кораблем. И тогда занялись грабежом – потащили на свое судно все, представляющее для них хоть какую-нибудь ценность: одежду, посуду, оружие, рундучки с небогатым матросским скарбом и, конечно же, груз купца – тюки с шерстью, бочки с сельдью и несколько гривен русского серебра. Самого купца повесили в трюме, не пощадили и команду. Имели надежду на спасение только те, кто выпрыгнул за борт, но и их старались пристрелить из ружей, чтобы не осталось свидетелей разбоя. Ободрав с судна все, вплоть до медной оковки фальшборта, каперы затопили его. Лишь трое датчан, спрятавшиеся за плавающие обломки, сумели избежать смерти; остальным не помогла и близость их дома.

– И здесь «Сабина»!… – не без волнения воскликнул Морталис. – Как будто нет в этом море уголка, где бы гнусный убийца не чувствовал себя хозяином и не оставил свой след… Наступит ли для него вообще час возмездия?..

Потерпевшим датчанам дали еды и горячего питья и предложили высадить их на берег Эзеля, который был виден вдалеке. Но датчане сказали, что им больше нечего делать в Аренсбурге, так как все, ими здесь заработанное, налипло на лапы безжалостного паука и с каждым мигом уходит все дальше на юг под парусами «Сабины». Моряки эти были не из слабых, и если бы они не оказались застигнутыми врасплох, то, конечно, сумели бы достойно противостоять каперам; даже пребывая в своем бедственном положении, они не потеряли уважения к себе и осмелились предложить Месяцу:

– Если господин Юхан не намерен выбросить нас обратно за борт, то пусть бы взял к себе в команду. За невысокую плату мы б служили примерно.

И Месяц им не отказал:

– Где служат тридцать, не останутся без дела и трое.

Россияне и эрарии выразили свое одобрение, а Проспер Морталис, присутствующий при этом разговоре, как бы только для себя заметил:

– Сама судьба благоволит к счастливцам. Она орудием возмездия шлет им корабль справедливости. И зло, и добро сегодня идут в полветра…«Юстус» шел курсом в галфвинд. День-другой ветер не менялся, но потом вдруг ударил с противоположной стороны и принес на небо черные низкие тучи. От этих пор ветер начал крепчать. В команде стали поговаривать, не укрыться ли им в каком-нибудь порту. Однако штурман Линнеус сказал, что уже поздно, что теперь, наоборот, следует идти подальше от берега, на глубины. Так и поступили.

И здесь разразилась буря. Хлестало и лило со всех сторон. Корабль так крутило и бросало, как если бы он был не больше ореховой скорлупы. Вода и ветер, две стихии, призванные служить кораблю, стали ему жестокими врагами, они заключили союз против него; великан из моря протянул на небеса десницу для рукопожатия, и началась такая свистопляска, что на судне уже всерьез подумывали, не настала ли пора рубить мачты. Небо вдруг опрокинулось, и целое море излилось из него. Ветер, страшно раздувая щеки, дул отовсюду. Громы гремели и сверху, и снизу; ослепительный пламень разрывал тучи и пронизывал море до дна и вырывал из него скалы. Титаны покинули темницу свою Тартар и начали с богами новую войну. Морякам казалось, что настал конец света. Вокруг них воцарился хаос, из которого уже ничего не могло родиться. Этот хаос поглотил все, оставив людям только смятение и предчувствие смерти. И тогда совсем стемнело, и настал такой мрак, что россияне и эрарии, для верности державшиеся за руки, не видели рук друг друга. Грохотали небеса, шумело море, ветер свистел в снастях, ветер временами ударял в колокол на корме. Люди почти не слышали тех молитв, какие сами произносили. Люди прощались с жизнью…

Но здесь один из эрариев, отличавшийся от других высоким звонким голосом, превозмогая страх и пересиливая гул стихий, пропел отрывок из католической мессы:

Эти священные слова, а может, и голос – возвысившийся человеческий голос, сумевший перекричать бурю, – очень поддержали всех дрогнувших духом. И даже море и небо немного поутихли, хотя все еще продолжали наводить страх; и неведомо откуда явилось во мраке нежное голубоватое сияние – природа его не была ясна, но свет этот не исходил ни от фонаря, ни от факела, ибо освещал слишком большое пространство – от морского дна до самых высоких туч. Люди не знали, что им ожидать от этого необычного, невиданного явления, однако волшебный свет в непроглядном мраке был так прекрасен и притягателен и нес в себе столько покоя, что все, кто его видели, не могли отвести от него глаз и забыли про недавние страхи; море же вокруг «Юстуса» почти совершенно успокоилось, и только приглушенный гул напоминал о том, что вне досягаемости голубого сияния буря продолжается с прежним неистовством.

Свет приближался и постепенно принимал очертания некоей бесконечной вереницы, тянущейся по поверхности моря. Голубые лучи, словно живые, двигались в разных направлениях и выхватывали из темноты то, что не разглядишь и при свете дня, – далекие земли, покрытые лесами, чужие города, людей, животных… – все это в огромных размерах было представлено на небесах, и это можно было рассматривать с такой же легкостью, с какой смотришь на сценки бродячего уличного театра. На палубе «Юстуса» стало так светло, как будто пришел солнечный полдень, и всякий мог бы здесь, на малом пятачке посреди мрака и бушующего моря, без затруднений читать Библию. Но никому это не приходило в голову, ибо все, что написано в Библии, картина за картиной возникало в небесах: далекие южные страны, дворцы и лачуги, цари, пророки, чудеса и знамения, битвы, рождение и смерть, радости и горе…