Робер Гайяр - Мари Галант. Книга 1

Когда лодка причалила, Лефор как раз выходил из воды. Флибустьер, в обязанности которого входило отпугивать акул выстрелами, заткнул пистолеты за пояс и принялся энергично растирать капитану спину мокрым песком.

Негритянки со смехом направились к коптильне отца Фовеля, громко переговариваясь на ходу. Они были молоденькие, самой старшей – не больше восемнадцати, младшей – около шестнадцати лет. Но под тропическим солнцем они быстро созрели без всякого принуждения, имея перед собой пример окружающей их флоры.

Если бы не цвет кожи, их можно было бы принять за сестер: все пять девушек завернулись или, вернее, были плотно обтянуты кусками хлопковой материи одинаково ярких цветов; их юные упругие груди поддерживались косынками, завязанными на спине. Округлые бедра были обтянуты подобием юбок по колено.

Их ни о чем не просили, но они сами обступили монаха, вооружившись каждая парой очищенных от коры веток, служившими им вилками.

Очень внимательно девушки осмотрели дичь, томившуюся во чреве пекари. Когда они протыкали мясо и оттуда брызгал сок, добыча доставалась той из них, что крикнет и засмеется громче всех.

Впятером они могли бы запросто перекричать сотню самых голосистых попугаев. Отец Фовель оставил коптильню на их попечение и стал командовать флибустьерами, мастерившими соусники, то есть листья кашибу, перехваченные с четырех углов гатирами или завязками, и бутылочные тыквы, в которые в изобилии собирались наливать вино.

Тем временем Лефор успел снова надеть штаны и заявил во всеуслышание, что умирает с голоду.

Однако он заметил, что негритянки, суетившиеся у коптилен, начинали щебетать и кричать еще громче, когда кто-нибудь из матросов, притворившись, что ему позарез необходимо подойти к пекари или черепахе за каким-нибудь делом, шлепал девушек пониже спины своей широкой и плоской ручищей. Лефор почувствовал, как у него в душе закипает дикое веселье и подступает ощущение блаженства. Он потер руки.

В это мгновение над устьем Арси разнесся крик, заставивший всех повернуть головы.

Матрос протягивал руку, указывая на нечто такое вдали, что должно было вскоре поразить всех.

Все, за исключением пяти негритянок, смолкли: охотники, с опозданием подносившие подстреленную дичь, флибустьеры, мастерившие посуду, и те, что наполняли сосуды вином…

Присутствующие в едином порыве подняли головы и посмотрели в том направлении, куда указывал их брат.

Широкими шагами, но все так же плавно, как обычно, Франсуа де Шерпре подошел к Лефору. При его приближении тот даже не взглянул в его сторону.

Помощник капитана глухо кашлянул, привлекая внимание капитана, но Ив был слишком озабочен тем, что увидел в море.

– Эскадра! – сказал Шерпре.

Лефор послал смачный плевок далеко от того места, где стоял, и с силой поскреб грудь, над которой кружило облачко москитов.

– Вы и теперь скажете, господин де Шерпре, что это французы? – снисходительно бросил он.

– Трудно сейчас это утверждать, – нимало не смущаясь, отвечал лейтенант. – Однако судя по их весу и осадке, все три судна – одинаковой формы, иными словами – бочки для сельдей, какие строят только у нас!

В самом деле, рядом с парусником, замеченным на рассвете, вынырнули из волн, как в сказке, еще два корабля.

Они казались пока лишь едва различимыми точками, но острый взгляд моряка, всегда высматривающего в море парус, не мог их не заметить. Солнце, освещая их мачты, рассыпало серебристые блики, похожие на переливы волн.

Лефор выглядел не обеспокоенным, а, скорее, строгим и суровым. Шерпре продолжал:

– Восточный ветер дует им в спину, и их как будто это устраивает. Если ветер не стихнет, с наступлением ночи они придут в бухту Мабуйя. Однако если не лавировать, причалят в Валунах.

Лефор запустил пальцы в густую шевелюру и промолвил:

– Жаль, что эти люди запаздывают. Но не могли же они знать, что в Железных Зубах мы будем крестить пятерых негритянок, – каждая из них способна привести в восторг мужчину со вкусом, – а также приготовим два блюда, которых на неделю хватило бы экипажам этих кораблей… По правде говоря, лейтенант, я бы с удовольствием поболтал с соотечественниками. На Мартинике у меня осталось немало друзей, о которых, увы, я давно не получал вестей.

Теперь со слов помощника капитана все знали, что речь идет о французских судах и, значит, надежду на богатую добычу надо выбросить из головы. Матросов вернулись к своим занятиям. Негритянкам теперь доставалось больше шлепков и нежных поцелуев, и они вскрикивали громче и чаще; интерес к парусникам пропал.

Отец Фовель, которого проделки матросов оставили равнодушным, тоже подошел к капитану и заметил:

– Сын мой! По эту сторону океана все готово для праздника. Не к чему терять время!

– Баун ди! – вскричал Лефор. – Слышите, Шерпре? Наш монах – просвещенный человек: он и требник знает назубок, и по части развлечений дока. Ну, все за стол!

– Может, осторожности ради не стоит терять из виду горизонт? – предложил помощник.

– Да ведь там французы, а, милейший?! Чего нам бояться соотечественников?

– В семье не без урода! Кроме того, наблюдатель на марселе никогда не помешает!

– Лейтенант! – возразил Лефор. – Раз вы уверяете, что это французы, я бы не хотел предпринимать никаких мер предосторожности и даже просто делать вид, что их опасаюсь. Да и пекари не может дольше ждать, вон черепаха требует своей очереди! Окрестим этих негритянок, ради Бога, потому что наш монах торопится, и за стол! За стол!

Грохнули два выстрела, и флибустьеры мгновенно собрались вокруг костров, будто изготовившись к абордажу. Отец Фовель с бутылочной тыквой в руке собирался священнодействовать.

Добрейший монах имел строгий вид, что указывало на то, как далек он от шуток, приступая к крещению негритянок. Он терпеливо ожидал, пока двое пиратов, обученные его стараниями, построили перед ним женщин. Монах держал в руке тыкву с крупной солью. Это была грубая соль серого цвета; он погружал в нее пальцы свободной руки, словно взвешивая и разминая ее.

Негритянкам было безумно весело оттого, что ради них организована столь торжественная церемония. Лефор обещал им не только по внушительному куску пекари – а они были охочи до мяса, – но и по доброй порции рома. Да ради таких заманчивых посулов девушки готовы были креститься хоть десять раз, так как, по правде говоря, не понимали, чему матросы так радуются: они привыкли разделять счастье мужчин, но менее «духовным» и таинственным способом.

Когда подручный матрос по прозвищу «Крикун» выстроил негритянок в ряд, но не по росту, а по цвету кожи, который шел по возрастающей, отец Фовель приблизился к ним и пролепетал нечто такое, что заставило их громко расхохотаться. Несчастные девушки верили в таинственные заклинания своих шаманов и действенность африканских гриотов [4]больше, чем в методы отца Фовеля.