Робер Гайяр - Мари Галант. Книга 2

– Новости? Да ну?

– Вот именно, – подтвердил Рулз. – Именно новости. Эта дама требует освободить ее из тюрьмы. Она предоставляет вам возможность исполнить ее волю, упорядочив в некотором роде ситуацию: она подписала собственное отречение.

– Правда? – насмешливо бросил Пленвиль, что очень не понравилось Рулзу.

– Да, это так. Вот послание. Не желаете ли взглянуть?

– Прочтите, прошу вас.

Рулз взял бумагу в руки и пояснил:

– Вчера я навестил генеральшу в сопровождении сеньора Лавиня, назначенного интендантом, который отвечает за имущество и соблюдение прав несовершеннолетних детей семейства Дюпарке. Должен вам сообщить, что состояние здоровья этой дамы оставляет желать много лучшего. Она перенесла – надеюсь, вы не станете этого отрицать – тяжелейшие потрясения, и это испытание лишило ее сил, а тюрьма окончательно подорвала и без того пошатнувшееся здоровье генеральши. Мы с сеньором Лавинем предложили ей написать это послание, благодаря которому, повторяю, мы можем вернуть ей свободу: эта бумага нечто вроде публичного отречения. Госпожа Дюпарке заявляет, что невиновна в преступлении, вмененном ей в вину, и утверждает, что никогда не совершала предательства и всегда заботилась о благе и процветании колонии. Наконец, она уверяет, что стремилась исключительно к тому, чтобы жить в мире, единстве и согласии со всеми поселенцами. Помимо этого, она обещает забыть о прошлом и не держать зла на обидчиков. Вот так! Поскольку жители сами потребовали смещения генеральши, она не сможет вернуть себе прежние права, не рискуя нарушить установившийся мир, единство и согласие, о которых упомянула выше.

Пленвиль слушал Рулза и не переставал ухмыляться. Он покусывал губы, и в выражении его лица было столько цинизма, что Рулз усомнился в собственном успехе.

– Что вы об этом думаете?

– Что думаю-то? – переспросил Пленвиль, поглубже усаживаясь в кресло. – Ну и продувная же бестия! Я знал за ней немало грехов. Но никогда бы не поверил, что она до такой степени хитра! Так вот какие новости вы для меня приготовили?! Что ж, у меня тоже есть кое-что новенькое, и сейчас вы это услышите! Да, черт возьми, не будь меня рядом, наделали бы вы ошибок!.. Прежде я бы спросил вас, приятель, о причинах, толкающих вас освободить эту женщину. Гром и молния! Какое упорство!

– Пленвиль! – холодно возразил Рулз. – Вы, кажется, не отдаете себе отчета в том, насколько шатко ваше положение. Кто облек вас властью? Высший Совет, ответите вы мне. Хорошо. А что, если король воспротивится решению Совета? Если королю не понравится бунт? Если он поддержит госпожу Дюпарке, официально назначенную генерал-губернаторшей? Что будет тогда? Вас обвинят в преступлении. Вам грозит виселица!

– Вам тоже, милейший. Будем висеть вдвоем!

– Я не шучу, Пленвиль. Повторяю, что состояние здоровья генеральши плохое. Если она умрет в тюрьме, вам придется держать ответ перед двором. Не все ли вам равно, если генеральша будет освобождена, если она вернется домой к детям и не станет вмешиваться в дела Мартиники? Думаю, этот жест не будет вам ничего стоить и в то же время снимет с вас ответственность…

– Эх, черт побери! – бросил Пленвиль, снова заворочавшись в кресле. – Я бы охотно сделал этот жест, будь я уверен в слове этой потаскухи. К сожалению, у меня в руках тоже есть одно послание.

– Послание? – удивился Мерри Рулз.

– Да, – подтвердил Пленвиль небрежным тоном. – Послание, которое рядом с вашим стоит десяти галионов с золотом!

Синдик склонился над столом и так грохнул кулаком, что стол затрещал. Несколько листков взмыли в воздух. Рулз поймал их и, желая показать, что не теряет головы, посоветовал посетителю:

– Спокойнее, Пленвиль, прошу вас. Мы не на ярмарке!

– Неужели? Зачем же вы ломаете дурака? – вскинулся Пленвиль. – Почему защищаете эту змею? Зачем пытаетесь во что бы то ни стало вытащить ее из амбара, где ей самое место сгнить заживо?

– Я уже сказал вам, – заявил губернатор, не смущаясь, хотя сердце у него сжалось от тоски. – Я попытался вам втолковать, что наши действия нельзя назвать законными, с точки зрения его величества. У меня есть все основания полагать, что командор де Пуэнси и ко мне, и к вам относится не лучшим образом. Он не оставит безнаказанным то обстоятельство, что мы нарушили его приказания. Мы стараемся о нем не говорить, но кто может обещать, что он не готовит нам отпор, которому вы не сумеете противостоять? Пленвиль! – продолжал он, видя, что собеседник внимательно его слушает. – Вы всегда были колонистом удачливым, преуспевающим, вам сопутствовала удача. Генерал Дюпарке был к вам добр. Вы об этом забыли. Но вы никогда не знали, что значит править этим островом, не имели представления о заключавшихся и расторгавшихся союзах, в глаза не видали прежних договоров между командором де Пуэнси и генералом Дюпарке… Словом, не знали ничего, ничего – я настаиваю на этом! – о политике Мартиники. И сегодня я говорю вам: десять лет я прожил в этом форте в качестве помощника господина де Пьерьера, затем – Дюпарке, потом – его жены и за это время узнал много интересного.

Он встал и стремительно подошел к Пленвилю; тот отпрянул и с вызывающим видом стал ждать окончания тирады.

– Пленвиль! – продолжал майор тоном пророка. – Говорю вам, что вы совершаете ошибки, за которые вам в конце концов придется поплатиться жизнью! Вы вообразили себя хозяином, удалив меня от дел! Пускай! Признайтесь, что я довольно охотно с этим смирился и не мешал вам командовать! Признайтесь, что именно вы в последние три месяца заправляете всеми делами в одиночку! Я хоть раз возмутился? Когда-нибудь оспаривал ваши решения на Совете? Я оставил на вас небольшую уздечку… И только! Всего-навсего сохранил приказы, которые вы охотно подписывали, – ехидно ухмыльнулся он. – Когда придет час расплаты, Пленвиль, вам, виновнику, придется за все ответить, не забывайте!

Пленвиль откинул со лба длинные седые волосы. Он больше не смеялся, и Мерри Рулз увидел, что его собеседник с трудом сдерживает гнев, который он сам пробудил в его душе.

– Полегче, Рулз! – бросил Пленвиль. – Будьте осторожны! Выбирайте выражения! Здесь командую я. Вы, кажется, об этом забыли! И я уже начинаю сожалеть, что обошелся с вами слишком мягко. Все население было на моей стороне, а я согласился разделить с вами власть. Какого черта! Вспомните, что я мог раздавить вас, как муху. Однако я любезно согласился оставить вам титул генерал-губернатора! Это нельзя сбрасывать со счетов! И что же? Сегодня вы запели по-другому? Кто вам позволил говорить со мной в таком тоне?! Или вы думаете, что купили меня за клочок земли? Да я мог отобрать его у вас, когда мне заблагорассудится, и вы не пикнули бы, потому что сидели бы в тюрьме вместе с потаскухой генеральшей! Но если это зов сердца, если вы не можете обойтись без этой женщины, которая, должно быть, расточала свои милости вам, как и всем мужчинам, заезжавшим к ней в замок, шепните мне одно словечко, приятель, одно-единственное, и я прикажу бросить для вас охапку соломы на том же складе, где заключена генеральша. Слово Пленвиля! Места там хватит. Всем, кому захочется присоединиться к генеральше, достаточно просто поднять руку. Я охотно провожу их сам, а мои друзья Босолей и Сигали с радостью будут сопровождать вас… Они тоже хотят новых должностей, почестей. И мне было бы приятно освободить несколько местечек среди командующих, капитанов и начальников береговой охраны: у меня больше желающих, чем вакансий!