Джек Уайт - Рыцари света, рыцари тьмы

— В сложившейся в Иерусалиме иерархии власти есть два человека, которых во многих отношениях можно назвать соперниками; я подозреваю, что они действительно недолюбливают и даже ненавидят друг друга… Это мое личное мнение, сложившееся вопреки тому, что во многих сферах они выступают заодно. Эти два человека — король Балдуин Второй и патриарх Вармунд де Пикиньи, архиепископ Иерусалимский. Оба наделены большими полномочиями, оба защищены своими титулами, и у каждого свой круг общения — у одного государственный, у другого — церковный. Им приходится поддерживать сносные отношения, поскольку выбора нет: они вершат многие дела вместе, следовательно, зависят друг от друга. Лишь по одному вопросу они никак не могут прийти к согласию — как раз по поводу разбоя, которым так возмущался наш молодой гость из Кесарии. Балдуин лишь недавно надел корону, но отношение к этой проблеме он перенял у своего предшественника, поэтому можно сказать, что смерть прежнего монарха не принесла патриарху облегчения. Те оба годами рядили об этом, но теперь, когда новый король вступил на трон, решение вопроса не сдвинулось ни на йоту по сравнению с началом спора.

Никто из слушателей не шевелился, настолько их внимание было поглощено речью Гуга, хотя пока он не сказал ничего необычного или удивительного. Лишь по его сосредоточенному виду они могли угадывать, что вскоре услышат нечто новое — вполне возможно, нечто исключительной важности. Де Пайен меж тем продолжал:

— С каждым годом, прослышав, что Святая земля стала безопасной и уже освобождена от турок-сельджуков — на самом деле, она безопасна лишь по слухам, — пилигримы толпами пускаются в путешествие по святым местам, тем самым подпадая под сферу полномочий и ответственности патриарха. Именно поэтому архиепископ умоляет короля предпринять хоть какие-нибудь меры по защите этих простаков, глупее которых свет не видывал, добровольно идущих на заклание. У большинства из них нет при себе никакого оружия, кроме деревянных дощечек — что-то вроде личных меток. Редко у кого найдется даже нож, а меч, топор или хотя бы лук встретишь у одного на целую тысячу. Они непоколебимо убеждены, что на пути паломничества избегнут дьявольских нападок и отыщут прощение и вечное спасение. Они слепо верят, что Бог и сонм Его ангелов охранят их в дороге, поэтому не принимают никаких мер предосторожности, не пытаются хоть как-то себя оградить от разбойников. И вот они прибывают сюда, как скот на убой, а рыскающие вдоль дорог тучи бандитов им рады-радешеньки! Многие из пилигримов идут как раз по этой дороге — из Яффы в Иерусалим. Им приходится преодолевать около сорока миль, и путь их пролегает в непосредственной близости от Аскалона, который, как известно, и есть змеиный рассадник — все его жители промышляют нападениями на беззащитных христианских паломников. С каждым годом количество паломников растет, а раз уж они представляют собой такую легкую добычу, то растет и число разбойников. Они объединяются во все более крупные банды, часть которых уже напоминает настоящие армии, и их набеги становятся день ото дня все наглее, ведь они убеждены, что никто не отомстит им за содеянное, никто не потребует награбленное обратно…

Де Пайен смолк и оглядел всех поочередно.

— Вот суть доводов, услышанных мной той ночью неподалеку от Иерихона в беседе рыцарей Госпиталя. Положение стало настолько возмутительным, что люди искренне начали полагать, будто госпитальеры призваны каким-либо образом найти выход из него — это и смехотворно, и страшно одновременно, потому что, как всем нам известно, рыцари Госпиталя — лишь громкое название. В действительности они монахи, и всегда были монахами — братьями ордена Святого Бенедикта, давшими священный обет послушания и самоотречения. Эти люди не могут сражаться — во-первых, они просто не умеют, а во-вторых, им это запрещает устав ордена.

— Почему же король бездействует?

Это спрашивал Гондемар. Де Пайен едва заметно пожал плечами:

— Говорит, что он не в состоянии, говорит, что у него нет ни людей, ни средств, — и я ему верю. Одна часть его войск растянута вдоль границ королевства, другая охраняет главные крепости и замки; их первейшая обязанность — не допустить вторжения. Признавая свою несостоятельность в этом деле, Балдуин нисколько не преувеличивает и не пытается увильнуть от проблемы. Истинное положение вещей очевидно для всякого, кто способен отнестись к ситуации без предубеждения. Балдуин вынужден заботиться об охране границ и благосостоянии всего королевства. Он не может позволить ослабить оборону, послав войска ловить по дорогам всякий сброд, эти банды оборванцев. Тем не менее истина представляет собой дилемму: если Балдуин хочет добиться процветания своего города, он не может далее мириться со сложившейся ситуацией. Для поддержания безопасности в Иерусалиме король должен найти средство защитить от разбойников и подъездные дороги, и самих путешественников.

— В общем, ничего нельзя сделать, — грустно констатировал Арчибальд Сент-Аньян.

Де Пайен обернулся и посмотрел на него в упор.

— Верно, ничего… сейчас, по крайней мере. Нет ничего, никакой действенной силы, которая полностью удовлетворила бы требования, не сказавшись отрицательно на других сторонах жизни королевства, возможно даже, самым роковым образом. Поэтому, пока такой данности не объявилось, сделать ничего нельзя…

— И пилигримы будут погибать и впредь.

— Боюсь, что так.

Тут вмешался Пейн Мондидье:

— Гуг, а что там у тебя был за план? Ты ведь говорил, что придумал, как нам раскопать храм, разве нет?

— Говорил.

— И он имеет какое-то отношение к вопросу о паломниках?

— Возможно. Как знать.

— Как это? Давай-ка рассказывай, как мы совершим невозможное и убьем сразу двух зайцев!

Де Пайен почесал затылок.

— Не знаю, убьем ли, но… вам вчера понравилась погоня за теми бандитами? Мне лично да, и я бы еще разок повторил, если бы понадобилось. Но поняли ли вы… подумали ли о том, что мы с вами совершили?

На лицах слушателей Гуг прочел непонимание и пояснил:

— Мы дали отпор. Мы их отпугнули, и если бы их даже было в два раза больше, результат был бы тот же. Наше появление было столь неожиданным, что они не успели ничего предпринять и задали стрекача. Может быть, впервые за много лет… здесь, в Иерусалиме, кто-то попытался сразиться… проучить этих тварей. Это были мы. Мы их разогнали, и вот тогда-то в мой разум и запали первые семена новой идеи. А теперь она окончательно проросла.

— Ну, Гуг, говори же, что за идея!

Де Пайен помялся, склонив голову набок.

— Вот, собственно… Я подумал, что мы могли бы объединиться в отряд для защиты паломников — или, вернее, ядро отряда.