Джек Уайт - Рыцари света, рыцари тьмы

Сент-Аньян тут же накинулся на него:

— Это дурь, и больше ничего. Ты с ума сошел, Гуг! Даже если бы нас привлекла эта идея, де Шербур никогда не отпустит меня со службы из-за такой ерунды — рыскать по пустыне с целью защиты каких-то вшивых, никому не нужных голодранцев — тогда как у него самого есть для меня ответственные поручения. Ставлю пари, что ни один из ваших сеньоров на это не согласится. Не забывайте, что честь обязывает нас покорно и терпеливо исполнять вассальный долг, что мы клялись в вечной преданности.

— Я подумал и об этом, — спокойно парировал де Пайен, — и продолжаю размышлять. Как давно ты состоишь на службе у де Шербура?

— С тех пор, как Папа объявил первый поход, — стало быть, двадцать лет.

— Не кажется ли тебе, что ты уже достаточно ему послужил?

— Кому — Папе или Карлу Шербурскому? И что значит — достаточно? Ты как-то странно изъясняешься, Гуг.

— При всем к тебе уважении я не соглашусь. Ничего странного я тут не усматриваю, Арчибальд. Напротив — я устал и истомился, к тому же получил заведомо невыполнимый приказ, поэтому я поневоле ищу выхода из ситуации. Я подумываю оставить службу.

Сент-Аньян метнул на него сердитый взгляд:

— Что значит — оставить службу? Ты хочешь сказать, что отказываешься от обязанностей по отношению к графу Гугу? Но ты не должен, и никто не может так поступить: мы на всю жизнь связаны рыцарской клятвой.

— Но ее в силах отменить другая, более священная клятва.

За этими словами последовало молчание; собеседники Гуга казались ошеломленными и озадаченными. Наконец Мондидье опомнился:

— Более священная клятва? Ты подразумеваешь церковную клятву? Священный обет?

— Да, я имел в виду монашество. Я рассматривал возможность стать монахом.

Де Пайен увидел, как все невольно разинули рты, и широко улыбнулся:

— Говорил же я вам, что сначала эта мысль показалась мне чистым безумием. Теперь она и вам кажется такой же, но отнеситесь к ней терпимее и выслушайте меня. Я пока не до конца проследил все ходы и выходы своей задумки, но что-то подсказывает мне, что я двигаюсь в верном направлении. Итак, смотрите…

Де Пайен поднялся из-за стола и начал расхаживать по комнате, позволив словам свободно изливаться по мере развития рассуждения, широко жестикулируя для пущей убедительности и отмечая важные моменты прикосновением к кончикам пальцев.

— Значит, два человека — король и патриарх. У обоих одинаковая забота — скорейшая, насущнейшая необходимость восстановить порядок, охранить дороги, защитить все возрастающий поток паломников, прибывающих на эту благословенную землю, — но ни одному из них такая задача не по плечу. Король из стратегических соображений не может для этих нужд выделить, и не даст — ни одного рыцаря, а у архиепископа как у церковника просто нет собственного ополчения, хотя оно ему сейчас сильно пригодилось бы. Далее, котелок и так уже полон до краев, а тут в варево бросают еще один компонент, который только усугубляет положение: и король, и архиепископ настроены поощрять заселение королевства по причинам, очевидным для всякого, кто понимает, что означает процветание.

Гуг смолк и подождал, пока они обдумают сказанное, и продолжил изменившимся голосом:

— Послушайте, я понимаю, что все это вам совершенно не интересно. Все это для вас чепуха и докука, от которой вы спешите отвязаться и взвалить ее на тех, кому она ближе. Вы же предпочитаете жить своей жизнью, следуя предписаниям рыцарского кодекса и собственной совести. Но прислушайтесь к моим словам, поскольку они, так или иначе, касаются каждого из присутствующих. Мы просто обязаны задуматься над этим — прямо сейчас. Мы должны озаботиться — сейчас или никогда! Иерусалимское королевство, то есть государство и Церковь, для роста и преуспеяния нуждаются в привлечении поселенцев — крестьян и купцов… словом, жителей. Не солдат, а обычных людей, обеспечивающих продовольствием и товарами воинов, то есть нас с вами. Но поселенцы в основе своей — мирные земледельцы, и они сюда не поедут до тех пор, пока не убедятся, что это безопасно. Они не повезут жен и детей в гиблое необжитое место. Думать иначе — значит витать в облаках. Но, даже сознавая это, король бессилен что-либо сделать, уверяя, что его гнетут прочие нужды и обязанности…

Гуг еще раз оглядел собрание.

— И вот, приняв во внимание все вышесказанное, представьте, что я отправляюсь прямиком к архиепископу Вармунду де Пикиньи и говорю ему, что я, как и часть моих старых товарищей, доблестных воинов, прославленных крестоносцев, устали от боев и тягот военной жизни и вымотаны постоянными и повсеместными зверствами и убийствами. Дескать, поэтому наше единодушное решение — оставить воинскую службу, покаяться в грехах и вступить на путь монашества… Все мы без исключения живем здесь по многу лет, и только у двоих на родине остались жена и дети. Впрочем, никого из нас там не ждут, и никто из нас не собирается возвращаться. Нам довелось полюбить эту землю больше, чем Францию, потому что вот уже более двух десятков лет она кормит и оберегает нас. По этой причине мы не можем измыслить ничего лучшего и более желанного, чем удалиться от мирской жизни и связать себя монашеским обетом, проведя остаток жизни здесь, в Святой земле, ставшей нам духовным обиталищем, в молитве, мире и уединении. Как вы думаете, что он ответит?

— Сочтет тебя помешанным и упрячет под замок, — проворчал Сент-Аньян. — Ты же рыцарь, служака — какой из тебя монах? Это так же ясно видно, как белое пятно на черной кошке.

Собратья заулыбались, хотя и неуверенно, но де Пайен по-прежнему ждал, пока они выскажутся, молча переводя взгляд с одного на другого. Мондидье откашлялся, поерзал на месте и хрипловато начал:

— Забавный у тебя замысел, Гуг. Может, патриарх и позволит… хотя ему от этого никакой пользы.

Де Пайен обменялся озадаченным взглядом с Сент-Омером и обратился к Мондидье:

— Почему? Что ты хочешь этим сказать, Пейн? Объясни-ка.

— Ну, я считаю, что если он и станет слушать твою басню, то лишь по той причине, что мы, то есть ты и твои друзья, — славные рыцари. Он мог бы использовать наши умения и опыт. Но если мы, как ты предлагаешь, ударимся в монашество, наши боевые навыки станут ему бесполезны. Монахам не положено драться, даже словесно, хотя они только этим и занимаются. Но сражаться с оружием в руках? Нас предадут анафеме.

— Вот-вот, Корка, анафеме. Очень точно сказано. Приняв нас в монахи, он не сможет воспользоваться ни нашей отвагой, ни нашими умениями, ни дисциплиной, ни мастерством. От нас будет столько же толку, сколько от рыцарей-госпитальеров.

— Но, Гуг, от рыцарей Госпиталя толку очень много, — немедленно возразил Сент-Омер. — Они очень нужны, и их служение порой неоценимо.