Патрик О'Брайан - Фрегат Его Величества Сюрприз

Стивен уложил пистолеты, протер стволы платком и закрыл крышку. Пистолеты были горячими после стрельбы, но бутылка, подвешенная на фока-рее, так и болталась нетронутая. Впрочем, это не вина пистолетов — лучших образчиков мастерской Джо Ментона — казначей-то трижды попал в цель. Да, Стивен стрелял с левой руки — правая тяжелее пострадала в Порт-Маоне — но год назад он наверняка сшиб бы бутылку, что с левой, что с правой. Слишком резко? Сильновато сжимает? Он вздохнул, и размышляя о природе мышечной и нервной координации полез на крюйс-марс. Мистер Эткинс провожал его взглядом, все более убеждая себя, что затеять с ним дуэль по прибытии в Бомбей будет делом безопасным.

Добравшись до путенс-вант, Стивен пришел к неожиданному выводу: если его тело не подчиняется ему на один лад, значит, подчинится на другой. Он ухватился за канат, идущий от платформы снаружи, и вместо того, чтобы пробраться через снасти, с хрипом стал карабкаться по ним, вися под отрицательным углом в сорок пять градусов спиной к морю. Таким что он достиг марса на манер, как это делают моряки — настоящие матросы, а не салаги, подвластные закону тяготения. Бонден глядел вниз через собачью дыру — обычный путь, которым всегда пользовался Стивен — дорога безопасная, прямая, здравая, но бесславная, — и его безуспешная попытка скрыть изумление, когда он обернулся назад, пролила бальзам на душу Стивена — уцелевший в его душе уголек тщеславия зардел ярким пламенем.

Разминая натруженную руку — тем самым неизбежно умаляя эффект, — доктор произнес:

— Перейдем сразу к стихам, — на большее дыхания ему не хватило, и он замолчал, будто задумавшись, а на самом деле дожидаясь, пока сердцебиение не нормализуется. — К стихам. Вы готовы, Баррет Бонден? Тогда вперед.

Так сквозь бури к богатствам востока пойдем,

Но Мыс обогнув, отбросим страх:

Здесь ровный пассат в паруса возьмем

И очутимся мы на пряных берегах.

— Отличные стихи, сэр, — сказал Бонден. — Не хуже, чем у Дибдина. Если у вас возникнет мысль покритиковать их, чего мне вовсе не хочется, можете сказать, что мистер маленько напутал с пассатами — он скорее всего имел в виду муссоны, как мы их называем на море. Что до богатств, ну, это поэтическое преувеличение, чистой воды чушь. Ну пряности может быть, против пряностей я ничего не имею, так же как против «пряных берегов», хотя большинство из них воняет дерьмом, прошу прощения, особенно в индийских портах. Но вот богатства — тут прям смех: ха-ха-ха. Да, сэр, за исключением нескольких каперов у островов Иль-де-Франс и Реюньон во всем этом проклятом Индийском океане ни одного приза не найдешь, до самой Явы. Это после того, как адмирал Ренье очистил Тринкомали. Разве что встретим адмирала Линуа на его семидесятичетырехпушечнике — того самого, что устроил такую погоню за старушкой «Софи». Храни нас бог, адмирал был веселым джентльменом, помните его, сэр?

Еще бы Стивен не помнил его, как и ту ужасную гонку на Средиземном море — потерю корабля, плен. Когда из люка появилась физиономия Кэллоу, передавшего доктору наилучшие пожелания капитана и вопрос, не желает ли он переменить сюртук, мечтательная улыбка на лице Бондена исчезла, а книга была сунута за пазуху.

— С какой стати мне нужно менять сюртук? — воскликнул Стивен. — Да и кроме того, на мне вообще сюртука нет.

— Возможно, капитан полагает, что вам будет уместно надеть его, идя на обед к мистеру Стенхоупу, сэр. Этакий вежливый намек с его стороны. До трех склянок всего несколько минут, песок почти вытек. А еще капитан очень просит вас, сэр, спуститься вниз… спуститься вниз обычным путем.

— Обед у Стенхоупа…, — вполголоса пробормотал Стивен. Он поднялся и посмотрел на простиравшийся внизу квартердек, на котором, помимо капитана, толпились облаченные в парадные мундиры все офицеры фрегата. Именно так. Приглашение совершенно вылетело у него из головы. Как далек казался этот квартердек, заполненный синими мундирами, красными мундирами, полудюжиной черных сюртуков и снующими между ними матросами. Расстояние по вертикали не велико — футов около пятидесяти — и все-таки как далек! Ему были знакомы все там стоящие, некоторым он симпатизировал, Баббингтона и Пуллингса любил, и все же ощущал себя среди них словно в вакууме. Это ощущение завладело им теперь, хотя поднятые лица подмигивали или кивали ему. Он просунул ноги сквозь собачью дыру, и с мрачным выражением на лице начал трудное нисхождение.

«Такой населенный корабль, такой замкнутый мир, торопливо движущийся вперед, окруженный собственным вакуумом. Каждый человек в нем, без сомнения, изолирован по своему. Перечитывая всего лишь вчера свой дневник, я пришел к тому же выводу: погруженный в себя человек, живущий среди бледных теней. Это совсем не соответствует насыщенной, стремительной жизни на переполненном корабле. На страницах дневника мой хозяин (которого я ценю) и его подчиненные словно не существуют, так же как и кают-компания», — размышлял в промежутках между репликами сидящий слева от посла Стивен. За минуту и двадцать секунд — пока морской пехотинец, под страхом смертной казни, держал пересыпавшиеся песочные часы, оттягивая звон склянок — могучая длань Джека облачила его в сюртук, бриджи и наскоро причесала. Он пировал, доедая последние из долгохранящихся деликатесов посла, и поднимая бокал с теплым, как парное молоко, кларетом в честь дня рождения герцога Камберлендского. Но все же Стивен не был лишен остатков ответственности перед обществом, и сознавая, что само его присутствие, его неумытое лицо и руки бросают тень на корабль, заставлял себя поддерживать светскую беседу, а после того как пошел по кругу портвейн, даже петь.

Казначей Боувз осчастливил компанию бесконечной балладой о битве Славного Первого июня, в которой он состоял при пушке. Она пелась на мотив «Я был, вестимо, моряком», но в его исполнении звучала растянуто и монотонно, он не кричал, и не ревел, выводя нечто среднее, приближающееся по высоте к ля-минор, и неотрывно глядел на узел в переборке над головой Стенхоупа. Посол стоически улыбался, а когда хор громогласно подхватывал «Заставим их сдаться или умереть» подтягивал на флейте.

Фрегат не мог похвастаться высоким уровнем музыкальности: Этередж никогда толком не знал мелодии этой забавной песни, а теперь, под воздействием портвейна мистера Стенхоупа, забыл и слова, но когда они, после трех долгих заминок, дотянули ее таки до конца, заверил всех, что спето было отлично. К примеру, там где про Кити Пэйк — просто за душу брало — как они смеялись! Но к вящему его сожалению, сам он не мог помочь, хотя любит музыку до безумия. Музыка скорее по части доктора — у него так здорово получается изображать мяуканье кошки на своей виолончели, что любая собака спутает.