Бенджамин Рошфор - Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана. Том 2

Когда цирк, у которого был контракт в отдаленном районе, исчез в конце дороги, и Ненси сказала ему:

- Лечись, мой дорогой, мы вернемся через восемь дней, он украдкой вышел из дома врача и двинулся по дороге в противоположном от Санта-Фе направлении. Одет он был в шкуру леопарда, в которую наряжался во время своего номера дрессировщика, обут в римские сандалии с красными завязками до колен.

Угрызения совести мучили его до тех пор, пока в Брюсселе (как он оказался там, это остается тайной) от американского военного атташе, не знавшего, ни с кем он говорит, ни о ком, он не услышал, что Ненси Бруф нашла свое счастье и достаток, выйдя в Техасе замуж за некоего Гальверстона Фицд жеральда, который в течение долгих лет выкопал тысячи ям, из которых так и не брызнула нефть, но в конце концов нашел минеральную воду.

Остается неизвестным, каким образом он вернулся в Европу. Он никогда никому об этом не рассказывал, разве что в пьяных беседах, при которых никто никого не слушает, но вроде бы он говорил, что перед этим был в Нью-Йорке. Он не видел там Анжелу, племянницу Эверетта Покса, его обожаемую Анжелу из Лондона, которая когда-то учила его правилам английского языка, и которую он учил правилам наслаждений: она была в Бостоне вместе со своим мужем. Взамен, убедив дворецкого, что он двоюродный брат Анжелы, здесь проездом и очень хотел бы видеть своего маленького племянника Френсиса, он познакомился с мальчиком, которым наградил Анжелу, тому было семь лет и у него были такие же синие глаза, как и у Тюльпана, и подарил ему шкуру леопарда (купив к этому времени приличный костюм), приведя в восхищение ребенка, который слышал, как при нем говорили о Тюльпане, - дяде, который когда-то был у Анжелы в Англии.

Встреча взволновала его. Может быть, в его легкомысленном теле билось отцовское сердце? На корабле, которым он вернулся в Европу (так как если и неизвестно, каким образом он вернулся, то уж во всяком случае на корабле), он задумчиво посчитал остальных своих детей. Была середина 1783 года, значит Мишелю, которого они зачали с Фаншетой де Турнере, должно быть десять лет; Жозефу-Луи Авроры Батендье - девять лет, и Метью Деборы Ташингем - что-то около семи. Отец многочисленного семейства, множества карапузов с глазками, как васильки, снующих по всем углам - вот кто был этот задумчи вый пассажир, разглядывавший, опершись на планшир, Атлантику.

Можно полагать, что как и тогда в Бордо он не совсем отказался от мысли никогда не влезать в домашние шлепанцы и мог бы быть выведен из этого состояния только новостью о том, что Летиция в Америке и что она жива! Да, можно полагать, что он мечтал собрать всю эту детвору под сенью патриарха в возрасте двадцати пяти лет, которые ему исполнились к тому времени. Однако скоро все эти несбыточные мечты рассеялись! Ведь отцом он был только для Метью, у остальных ребят были другие законные отцы и он не имел к ним никакого отношения.

Искалеченный своей любовью, навсегда незаконно лишенный своего происхождения, именно тогда он едва не стал траппистом. Он слишком хорошо помнил все доставшиеся на его долю испытания, которые довели его до изнеможения. Одно из них едва не закончилось успешно. Это когда он искренне и неожиданно с первого взгляда влюбился в графиню Витторию Аккорамбони. Она странным образом напоминала ему Летицию, что объясняет, потому на этот раз он не страдал от смерти своего мужского естества и тут же сбросил крест вечного вдовца.

Виттории было двадцать четыре года, столько же сколько и Летиции, и дело происходило в Палермо, спустя некоторое время после отъезда Гёте в Веймар, в комнате Виттории во дворце Аккорамбони в тот день, когда четверо её братьев уехали на охоту.

Что касается Виттории, она выполняла данный ею обет. Она поклялась Деве Марии, что отдастся первому встречному, который выйдет из церкви Сан Фелипе, если Дева Мария излечит её отца, старого маркиза Аккорамбони, который вот уже долгие годы страдал от неизвестной болезни. И затем день за днем пылкая и жертвенная Виттория находилась на посту у окна, выходящего на портал церкви Сан Фелипе, подкарауливая первого встречного более года! За это время из церкви вышли тысячи первых встречных, но все это было не то. И вот однажды, Господи, как забилось у неё сердце! Наконец-то, вот он! Это был именно тот первый встречный, которого она хотела! Потом и он увидел движущуюся в его сторону девушку с матовой кожей и иссиня-черными волосами, которая напомнила ему исчезнувшую возлюбленную, и минуты спустя они были потрясены до глубины души, и при этом она благословляла свои страдания девственницы, так как только они могли помочь её отцу.

Она лишь успела в смятении прошептать ему:

- Это мой крестный путь.

А он, он ответил ей:

- Положитесь на мое благочестие.

В конце концов они оказались обнаженными в темной прохладе сицилийского дворца и орудие Тюльпана уже делало этот день самым прекрасным днем в жизни Виттории - когда вдруг явился один из братьев, угрюмый Аттилио, который вернулся с охоты, поранив ногу, и зашел в комнату сестры, чтобы та его перевязала!

Мрачный Аттилио! Мрачный Бенвенуто! Мрачный Анжело! Мрачный Энцо! Это не так просто, когда четверо братьев-сицилийцев вас преследуют по всей Италии. Никто в мире не передвигался быстрее Тюльпана, чтобы покинуть полуостров, и когда два месяца спустя он оказался в Париже, то ещё никак не мог отдышаться.

Это произошло в мае 1787 года, когда ему исполнилось двадцать девять лет.

Он подъехал к мосту Нейи, которого не знал, так как это был новый мост, на своей девятой по счету лошади, купленной после начала бешеной скачки, и на мгновение остановился в центре, рассматривая небольшие островки, заросшие деревьями, ронявшими листву в Сену. Он проехал мелкой рысью неполное лье, отделявшее его от родного города. Навстречу попалось сравнительно немного людей, несколько экипажей, фланирующие прохожие, но с каждой стороны прекрасной дороги в полях и лугах было видно несметное количество зайцев и куропаток, которые, будучи защищены строгими законами об охоте, совершенно никого не боялись, в том числе и людей. Двадцать минут спустя он миновал городскую заставу.

Осторожность рекомендовала ему никогда не появляться в этом городе. Став как никогда могущественным, - как же, он был герцогом Орлеанским - и будучи очень популярным в народе из-за ненависти Марии-Антуанетты, герцог нагло выражал недовольство королевской властью и, будучи руководителем франкомасонов, лелеял мечту стать первым лицом в королевстве. Человек, который когда-то хотел его убить, наверняка не сложил оружия. И теперь, когда он медленно поднимался к власти, мог ли он смириться с тем, что жив его сводный брат, этот незаконнорожденный Тюльпан?