Александр Голованов - Дальняя бомбардировочная...

— Когда будет готова ваша записка? — спросил настойчивый голос.

Поколебавшись, я ответил, что записка будет готова завтра.

— Дайте ваш адрес, завтра мы пришлем к вам за ней.

Я назвал свой адрес, повесил трубку и мысленно задал себе вопрос: правильно ли я все это делаю? Ведь я еще не приступил к работе, даже еще не задумывался над содержанием этой, как тогда думал, злополучной записки. И вот, пожалуйста, обещаю, что завтра она будет готова. Я крепко ругал себя за то, что сразу же категорически не отказался. Однако слово есть слово, завтра есть завтра, оно настанет именно завтра, а не позже. А слово — это лицо человека, которое в свое время было, как известно, дороже и ценнее любого векселя. Что касается лично меня, то я не помню в своей жизни случая, когда бы не сдержал данного слова, хотя не раз бывало, что, выполняя то или иное обещание, я искренне об этом жалел. Так и на этот раз. Отложив все свои дела, я взял лист бумаги, карандаш, сел за письменный стол и быстро, уверенно, впервые в жизни написал: «Товарищ Сталин!»

И это было все. Оказалось, что дальше писать мне нечего, к составлению столь ответственного документа я был совершенно не подготовлен.

Написать записку так, как говорил мне Смушкевич, я не имел никакого права, ибо не знал, да и не мог знать истинного положения вещей. Сослаться на Смушкевича и предложить свои услуги было глупо. Шли часы, а на листе бумаги передо мной по-прежнему были только два слова: «Товарищ Сталин» — и восклицательный знак. Бесчисленное множество различных вариантов мелькало в моей голове, но все они тотчас отбрасывались, браковались, даже не попадая на бумагу. Все же чем больше я думал над самой сутью вопроса, тем все увереннее приходил к заключению, что Смушкевич прав. Но как изложить все, чтобы, с одной стороны, сказать сущую правду, а с другой — не очернить напрасно людей, которые на этом деле стоят? Как предложить свои знания и некоторый опыт, чтобы не прослыть болтуном и пустомелей? Мои размышления прервал телефонный звонок. Сообщили, что завтра утром нужно вылететь в Урумчи, в Западный Синьцзян, везти туда вновь назначенного председателя Советско-китайского авиационного общества А. С. Горюнова, помощника начальника Аэрофлота. Мысль заработала быстрее: времени оставалось совсем немного.

Просидев у письменного стола всю ночь, много раз черкая и перечеркивая слова и целые фразы, я в конце концов написал следующее: [31]

«Товарищ Сталин!

Европейская война показывает, какую огромную роль играет авиация при умелом, конечно, ее использовании.

Англичане безошибочно летают на Берлин, Кельн и другие места, точно приходя к намеченным целям, независимо от состояния погоды и времени суток. Совершенно ясно, что кадры этой авиации хорошо подготовлены и натренированы.

В начале войны с белофиннами мной была выдвинута идея полетов в глубокие тылы белофиннов, используя радионавигацию, для разбрасывания листовок и лидирования бомбардировщиков к целям, намеченным для бомбометания. Этот план докладывали Вам, после Вашего одобрения мы приступили к его выполнению. Ввиду того что мы летали на самолете „дуглас“ без всякого сопровождения и вооружения, летали мы только при плохих метеоусловиях, пользуясь исключительно радионавигацией.

Много полетов было проведено нами по тылам белофиннов, вплоть до Ботнического залива, как днем, так и ночью. Много тонн листовок, а также и десанты выбрасывались нами в точно намеченных местах, и это лишний раз подтвердило всю важность и эффективность радионавигации.

Будучи на приеме у тов. Жданова, я выдвигал вопрос, чтобы нам были приданы бомбардировщики для вождения их на цели. Тов. Жданов дал задание проработать этот вопрос, но он так и остался нерешенным, и, таким образом, вторая часть задачи осталась невыполненной.

На сегодня с каждым днем диктуется необходимость иметь такую авиацию, которая могла бы работать почти в любых условиях и точно прилетать на цели, которые ей указаны, независимо от метеорологических условий. Именно этот вопрос, по существу, и будет решать успех предстоящих военных операций в смысле дезорганизации глубоких тылов противника, его промышленности, транспорта, боепитания и т. д. и т. п., не говоря уже о возможности десантных операций.

Имея некоторый опыт и навыки в этих вопросах, я мог бы взяться за организацию и организовать соединение в 100—150 самолетов, которое отвечало бы последним требованиям, предъявляемым авиации, и которое летало бы не хуже англичан или немцев и являлось бы базой для ВВС в смысле кадров и дальнейшего увеличения количества соединений.

Дело это серьезное и ответственное, но, продумав все как следует, я пришел к твердому убеждению в том, что если мне дадут полную возможность в организации такого соединения и помогут мне в этом, то такое соединение вполне возможно создать. По этому вопросу я и решил, товарищ Сталин, обратиться к Вам.

Летчик Голованов. Место работы — Аэрофлот (эскадрилья особого назначения).

Адрес: Колхозная пл., 1-й Коптельский пер., д. 9, кв. 57. Тел.: И-1-03-48». [12][32]

Перечитав несколько раз записку, сложил ее, запечатал в конверт и, не надписав его, оставил на столе. Было пять часов утра. В семь за мной должны были заехать по пути на аэродром. Нужно немного отдохнуть…

Перед отъездом я сказал жене, что, если приедут от Смушкевича за пакетом, пакет на письменном столе.

Ночевали мы в этот день в Актюбинске. Настроение у меня было отличное, оттого что выполнил свою, как я думал, тяжелую обязанность — написал записку, которая к Сталину, конечно, не попадет, а если и попадет, то вряд ли на нее обратят внимание. Поэтому даже своему экипажу — второму пилоту Мише Вагапову и бортмеханику Константину Михайловичу Тамплону, с которыми мы давно вместе летали, — ничего не сказал, хотя все летные дела мы обсуждали и решали сообща. Я был уверен, что с моей запиской все на этом и кончилось, и, прилетев в Алма-Ату, совершенно не придал значения распоряжению начальства прервать дальнейший полет и немедленно вернуться в Москву. Такое случалось не раз. Распрощавшись с Горюновым, мы отправились в обратный путь и всю дорогу гадали, строя разные предположения, куда нас занесет судьба на этот раз.

Нужно сказать, что моя работа шеф-пилота Аэрофлота была очень интересной. Это не однообразная жизнь линейного пилота, летающего по одной и той же, как говорят, до единого кустика знакомой и изученной трассе. Неожиданные полеты в разных направлениях, во все концы нашего государства интересны не только в смысле пополнения географических и исторических знаний, но и своей внезапностью, сложностью, резкой сменой климатических и метеорологических условий. Поэтому у нас под рукой всегда были все карты и все маршруты.