Жан д'Айон - Заговор Важных

Анна Австрийская понимала, что вскоре она может потерять власть, детей и, возможно, даже жизнь. И она сблизилась с Мазарини, единственным незаинтересованным лицом в этой ситуации. По крайней мере, на первый взгляд. Кардинал не преминул коварно заметить, что ежели бы уверения Бофора в пылкой любви были искренними, он бы не проводил каждый вечер у любовницы, могучей герцогини де Монбазон. Анна ничего не сказала, но приняла это к сведению.

Агония короля казалась бесконечной, и все нервничали.

Наконец, после очередного спазма исхудавший до состояния скелета Людовик XIII выплюнул клубок красных червей и умер 14 мая 1643 года. Вскрытие показало: огромные черви практически съели его изнутри.

Едва король скончался, Бофор, который, как мы уже говорили, спал возле его кровати, удалил всех придворных и остался наедине с Анной Австрийской. Гастон Орлеанский и Конде сочли его поведение оскорбительным, но не могли ничего сделать, ибо в замке под командой сына Вандома разместились пять сотен вооруженных дворян.

На следующий день после смерти короля молодой герцог де Бофор в сопровождении французских и швейцарских гвардейцев, а также мушкетеров доставил королеву вместе с детьми в Париж.

Глядя на королевский кортеж, возглавляемый Бофором, каждый должен был понять, кто теперь хозяин страны.

Прибытие юного Людовика XIV в Париж вызвало великое народное ликование. Королева-мать чувствовала себя счастливой: наконец-то ее одарили французы! Но главное, торжествовал Франсуа де Бофор: ведь это он организовал сей парад и командовал им!

Парад? Нет, скорее спектакль, ибо въезд короля в Париж служил увертюрой к смене политической власти, и именно это хотел продемонстрировать парижанам Бофор. Ибо теперь он, герцог де Бофор, соблазнительный, молодой, ослепительный, станет руководить страной!

Старым, тертым Конде и Принцу отвели место в середине кортежа — как рядовым участникам торжества или, еще хуже, как обращенным в рабство вождям побежденных народов, которых в Древнем Риме водили за колесницей полководца-триумфатора. Оставшиеся не у дел принцы олицетворяли пережитки прошлого, утратившего право на существование. По забитым народом улицам кортеж двигался до Лувра несколько часов. Царствование нового короля начиналось в атмосфере всеобщего ликования. Людовику Богоданному было пять лет, а его брату герцогу Анжуйскому — два года. Парижане приветствовали их рукоплесканиями и на всем пути их следования с энтузиазмом кричали: «Да здравствует король! Да здравствует королева! Да здравствует Бофор!»

Регентша казалась счастливой, как никогда.

Ее радость, однако, не была безоблачной: она знала, как справедливо напишет в дальнейшем кардинал де Рец, что «ее любили скорее за ее несчастья, нежели за ее заслуги».

Возвращение в Париж превратилось в театральное действо. А в понедельник, восемнадцатого мая, начали происходить вещи серьезные.

Утром в большой палате Дворца правосудия на острове Сите собрался на заседание парижский парламент. Пришли все: принцы, герцоги, пэры, маршалы и офицеры. Все ли? Разумеется, нет. Отсутствовал кардинал Мазарини. По слухам, сицилиец паковал чемоданы перед возвращением в Италию. Действительно, министр сообщил, что едет на родину повидаться с больной матушкой и получить из рук Папы кардинальскую шляпу, хотя, как известно, ему никогда даже в голову не приходило добиваться ее в Риме.

Напомним, парламент не являлся палатой избранных депутатов, хотя нередко представлял себя частью Генеральных штатов, [57] Генеральные штаты — высшее сословно-представительское учреждение Франции в XIV–XVIII вв. члены его покупали свои должности за большие деньги и передавали их по наследству.

Тем не менее парламентарии постепенно присвоили себе право регистрировать решения короля. А решение, не зарегистрированное, то есть не внесенное в специальный регистр, всеми провинциальными парламентами, не считалось законным и не имело силы. Король, однако, имел возможность преодолеть дурное настроение своих магистратов, лично явившись в парижский парламент, и занять свое место в специальном кресле, именуемом ложем правосудия.

Решение, принятое на ложе правосудия, подлежало исполнению.

Постепенно магистраты пожаловали себе еще одно право: ремонстрацию. [58] Ремонстрация — право отказа от регистрации королевских актов. Это право было присвоено французскими парламентами в XV в., но теряло силу в случае личного присутствия короля на заседании парламента.

Однако в последнее время ремонстрации стали столь часты, что два года назад Людовик XIII, восседая на ложе правосудия, запретил их.

В понедельник, 18 мая 1643 года, заседание ложа правосудия собрало вместе представителей всех парламентских институтов, а именно восьми судебных палат: Большой палаты, двух кассационных и пяти следственных палат, Большого совета, Счетной палаты и Высшего податного суда.

Когда в девять часов юный король вместе с матерью вошел в большой зал, в глазах у него зарябило: магистраты облачились в парадные пунцовые одежды и горностаевые мантии, гвардейцы — в парадные мундиры, придворные — в сияющие драгоценностями новомодные наряды.

Пятилетний король, в фиолетовом костюме, со слишком тяжелым для него скипетром в руках, устроился на троне и гордо заявил:

— Господа, я пришел, дабы выразить свою любовь к моему парламенту. Все остальное скажет вам мой канцлер…

После вступительных речей слово взял Гастон Орлеанский и без обиняков потребовал для регентши неограниченных полномочий, хотя это и противоречило завещанию Людовика XIII.

Затем председатель Омер Талон и канцлер Сегье ученым языком объяснили всем, что покойный король, выражая свою последнюю волю, слегка ошибся. Парламент — убежденный или побежденный — единогласно отменил королевское волеизъявление, сделанное всего три недели назад!

Тут, по иронии судьбы, королева взяла реванш: тот самый канцлер Сегье, который несколько лет назад по приказу Людовика XIII обыскал ее и при этом коснулся ее тела, дабы убедиться, не прячет ли она на себе мятежных писем, теперь усиленно расписывал всем добродетели Анны Австрийской!

Королева становилась регентшей Франции со всеми королевскими прерогативами.

И все же в последнем вопросе мнения парламентариев разделились: одни, памятуя о предшествующем царствовании, требовали, чтобы королева правила совместно с новыми министрами, другие же предпочитали предоставить ей всю полноту власти.

Отказавшись обсуждать этот вопрос, королева молча удалилась.

В тот же вечер она созвала Совет, на который Мазарини не явился, доведя до ее сведения, что, не получив должности министра, он не может присутствовать на совете.