Емельян Ярмагаев - Приключения Питера Джойса

Питер на это лишь благочестиво возвел очи горе. Удивительно, как он умел попасть бабке в тон! После краткой молитвы та простерла свое благоволение до того, что отпустила его отдохнуть на сеновал, приказав там снять с себя тряпье, дабы она могла лично убедиться, что в одежде мистера нет вшей.

— Признаюсь тебе, Бэк: бабка твоя произвела на меня впечатление, — болтал Питер, разлегшись на сене. — Будь она помоложе, уж я ее с божьей помощью отвлек бы от барровистов, фамилистов, и как их там.

— Она не хочет замуж, — сказал я, усмехнувшись при мысли, что за моей бабкой можно ухаживать. — А женихи нашлись бы. Сам Патридж…

— Это кто такой?

— О, он у нас главный после леди. И стюард [13]манора, и мировой судья. В его руках ваша судьба, мистер Джойс. Но это ничего: я у него клерком, и если я скажу…

Довольно небрежно Питер попросил меня походатайствовать перед Патриджем, — как будто услуга клерка манора такой пустяк! Затем он обложился со всех сторон сеном, бормоча, что ему надо в одиночестве обдумать важный вопрос о своем переходе в пуританство, и не успел я выйти, как он захрапел.

Шел я на работу в Соулбридж, но все мои мысли оставались с ним. Каждое его слово почему-то приводило меня в восторг либо сердило, и я все спрашивал себя, чем же он так отличается от моих односельчан, которых мне и слушать-то тошно.

Увидел бы Питер усадьбу нашей леди, он сказал бы, что Соулбридж надо закрыть и хорошенько почистить. Гербы на столбах ворот — и те превратились в подобие изображений на могильных плитах. У парадного въезда, где, говорят, раньше повернуться было негде среди чужих карет и портшезов, росла трава и бродили две-три овцы. Высокие стеклянные окна главного здания не открывались, и, по-моему, их не мыли целое столетие. В полузаросших садках для рыб отлично жилось одним лягушкам, нахальство которых доходило до того, что они путешествовали по террасе, как по своей гостиной. Под окнами спальни леди росла капуста, у дверей главного холла — крыжовник. Сама хозяйка говорила, что Соулбридж-Хаус есть не что иное, как надгробный памятник былого величия Лайнфортов.

Через передний холл я всегда проходил с некоторой поспешностью, на что имелись свои причины.

— Алло!

Настигла-таки. Караулит она меня, что ли?

— Слушаю, мисс Алиса, — отозвался я угрюмо. — Говорите скорей. Мистер Патридж давно меня ждет, я и так задержался.

Дочь леди Элинор подошла и остановилась, вся надушенная и расфуфыренная, держа на серебряной цепочке черную обезьянку.

— Принесите мне воды!

— Извините, мисс Алиса, — сказал я, выбирая в уме слова по полпуда весом, — я не лакей. Я клерк манора, и то мне не платят жалованья уж который месяц.

— Вы очень изысканно выражаетесь, сэр Бакстер Хаммаршельд, эсквайр [14]. — Она присела с отвратительной ужимкой,

— Не сэр я и не эсквайр, — отпарировал я, чувствуя, что подбородок мой задирается все выше и выше. — Я окончил ту же приходскую школу, что и вы. И если помните, помогал вам осилить арифметику и латынь, чтобы вас секли поменьше. А что до воспитания, так мои деды и прадеды были свободными людьми, мисс Лайнфорт, и никто из Хаммаршельдов никогда не был вилланом [15]или сервом [16]. Вот мы и не приобрели рабских привычек.

— Ну, знаете ли, мистер Бэк, ученый латинист, — прошипела эта злючка, — вы, я вижу, глубоко прониклись своей миссией — сжимать в пальцах гусиное перо!

— Это все же лучше, чем таскать цепочку, на которую посажена бедная тварь.

Ловко отвечено, как вы находите?

Эффект был потрясающий. Противник в панике швырнул на пол цепочку и постыдно бежал. Победа над флотом его величества Филиппа Испанского! Обезьянка тоже умчалась прыжками, гремя цепочкой, а я направился в контору походкой лорда-адмирала после разгрома Армады [17].

Патридж только ухмыльнулся, когда я рассказал ему про это.

— Правильно, Бэк, — объявил он своим жирным голосом. — Никакая молодая леди не собьет нас с пути истинного, будь она трижды урожденная Лайнфорт. А теперь доложи мне, что произошло на берегу. Да помедленнее, чтобы я мог хорошенько все осмыслить.

Я расписал, как чуть не угодил в лапы пирата и как благородно спас меня незнакомец, по всему обличью джентльмен. Однако Патридж нахмурился, и у него отвисла толстая нижняя губа. К тому же он оттянул ее вниз всей пятерней, как делал, когда был серьезно озабочен.

— Не верю я морю, которое подбрасывает такие сокровища, — сказал мой патрон. — Джентльмен, говоришь? Это еще не ручательство за добродетель. Знавал я джентльменов turpes personae [18], когда еще учился в Грейвз-Инне [19]: иные из них, бывало, по ошибке примут честного купца за разбойника да и нанижут его на шпагу, что гуся на вертел. А потом раскаются в оплошности и в утешение себе срежут с его пояса кошелек — да, да, бывало! Но ради тебя, Бэк, я подумаю. Ох, некстати ты навязал мне эту заботу: ведь на завтра назначено заседание манориального суда! [20]

— У нас все готово, — сказал я, раскрывая толстую, пахнущую плесенью книгу. — Вот тут подсчитано, сколько кто должен в уплату файна [21]и гериота [22], аренды и ценза [23].

— Все это будет пересмотрено, Бэк, — объявил мистер Патридж, хлопнув по книге рукой. — Хозяйка не намерена больше получать какие-то гроши под видом былых земельных платежей: их размеры установлены чуть не со времен Уильяма Завоевателя [24].

— Том Пэдж. «Держит копигольд по воле лорда и по обычаю манора», — прочел я по-латыни, водя указательным пальцем по книге. — «Согласно сему обычаю, платит на рождество одну овцу и одного жирного каплуна. А также содержит щенка хороших кровей, лук, стрелы и сокола ко дню великой господской охоты. А также повинен учтиво поднести белую розу красивейшей из дам, коей его лорд соизволит оказать предпочтение перед другими-прочими…»

— Пусть Том учтиво поднесет себе под нос собственный кукиш, — прервал меня Патридж. — Розой и стрелами он у меня не отделается, не будь я Роджер Патридж. Ведь это обычаи старины, Бэк: тогда за десять шиллингов можно было купить корову с теленком в придачу.

— Артур Чарльз Бредслоу. «Один теленок рыжей масти в уплату гериота…» Арт Чарли третьего дня похоронен, мистер Патридж, и его сын Чарли уже отобрал лучшего теленка…

— Пусть оседлает этого теленка и скачет на нем в ад! — рявкнул Патридж. — Телятина за гериот! А не угодно ли два фунта стерлингов? Довольно, Бэк, не раздирай мне уши чтением этой заплесневелой латыни. Ты слышал: завтра в маноре состоится судебное присутствие, на котором все это будет доведено до сведения тех, кому полагается знать!