Мартин Стивен - Совесть короля

Яков едва заметно кивнул. Что ж, король дает ему такое право.

— Боюсь, я вынужден отмести ваши обвинения, сэр Эдвард.

Кок поперхнулся, словно подавившись сливовой косточкой. Такой ответ явно не входил в его планы.

— Вполне возможно, что для вас вызов к Роберту Сесилу был чем-то неожиданным. К сожалению, для меня, а в последнее время и для моей супруги в этом не было ничего нового. — Грэшем повернулся к Якову, словно хотел поведать нечто важное. — Сесил не единожды использовал меня в качестве своего агента в целях защиты интересов вашего величества. Подобного рода приглашения чаще всего имели место ночью, причем в последнее время их передавал Николас Хитон.

Казалось, воздух на мгновение застыл, превратившись в лед.

— Я не имел права не подчиняться этим приглашениям, что лично для меня не раз было сопряжено с риском для жизни. По какой-то причине на карту неизменно ставилась моя жизнь, но отнюдь не жизнь лорда Солсбери. Я привык принимать каждый новый вызов, хотя не мог не заметить, кто рискует собой в первую очередь.

Ага, вот оно! По лицу Якова проскользнула едва заметная, но все-таки улыбка!

— Однако вы не станете отрицать, что получили вызов и вам были даны указания? — вклинился с вопросом Кок, не замечая даже, что тем самым раскрыл все свои козыри. Он был резок, настойчив. Хотя резкость следовало бы приберечь на потом. Грэшем отметил про себя, что ему удалось расстроить стройность замысла сэра Эдварда.

— Разумеется, — ответил сэр Генри спокойно. А ведь ему полагалось нервничать и изворачиваться. Спокойствие — прерогатива Кока как судьи. — Разумеется, меня вызывали, и не раз. И бессчетное количество раз я был вынужден подчиниться. Я являлся к Сесилу, вашему секретарю, ваше величество, как мне было велено, — Грэшем вновь говорил, обращаясь к королю, — и в последний раз, к своему великому удивлению, я застал у него Эдварда Кока. А позднее к нам присоединился и сэр Томас Овербери, избивший слугу и попытавшийся напасть на меня.

— Вы встречались с Овербери? И он позволил себе столь грубые выходки? — Если раньше король сидел, втянув голову в пышный воротник, то теперь распрямил плечи. Неужели Кок настолько глуп, что не рассказал королю про сэра Томаса? Судя по его лицу, так оно и есть! Но прежде чем Кок сумел вставить хотя бы слово, голос подал Карр.

— Ваше величество! — произнес он. — Высказывания, направленные против сэра Томаса, несправедливы. Его сейчас здесь нет, и он не может ничего сказать в свое оправдание. Могу ли я просить, чтобы за ним послали?

— Нет, сэр, не можете! — резко возразил король своему фавориту, чего Грэшем от него никак не ожидал. К тому же Яков насупил брови — похоже, он терпел Овербери лишь потому, что был влюблен в Карра. А сэр Томас явно приложил все усилия к тому, чтобы стать обязательным приложением к красавчику Карру. — И это удивило вас, сэр Генри? Тот факт, что вы застали в том зале Эдварда Кока.

От Грэшема не скрылось, что Кок порядком раздражен тем, что король заговорил вместо него. Он даже поднял руку, желая вставить свое слово.

Грэшем не стал кривить душой.

— Да, ваше величество, — искренне признался он. — Более того, привело в ужас.

Был ли он готов к самой главной игре? Игре, в которой на карту будет поставлена не только его собственная жизнь, но и жизни его родных и близких? Один неверный ход — и он подпишет себе приговор.

И Грэшем начал.

— Дело в том, ваше величество, — осторожно произнес он, — что я презираю сэра Эдварда.

Роберт Карр так громко втянул ноздрями воздух, что по полупустому залу прокатилось эхо.

— Да, это так, — продолжал Грэшем, поскольку после первых его слов остальные будто онемели. — Ибо я полагаю, что именно он предал человека, который был моим первым покровителем и кумиром. Я имею в виду сэра Уолтера Рейли.

Карр ахнул. Уолтер Рейли — тот самый, кто по приказу короля провел долгие годы в застенке после показательного судилища, возглавлял которое Кок. Уолтер Рейли, чье поместье Шерборн было конфисковано и подарено Карру. Предстать перед королем и чистосердечно признаться в своих симпатиях Рейли — да это то же самое, что перед лицом Господа признаться, что заключил союз с самим сатаной. Это не просто риск. Это откровенное безрассудство. Или Грэшем ищет смерти? По лицу Кока промелькнуло злорадство. На королевском челе проступило выражение неудовольствия. Но тут Грэшем заговорил снова:

— Прошу простить меня, ваше величество, за мои чувства по отношению к этому человеку. Я прекрасно понимаю, что, говоря о моей вере в него, я ставлю под удар собственную жизнь, а также жизни моей жены и детей. Я знаю, что в ваших глазах он сотворил зло, за что и понес наказание.

Король Яков ненавидел Рейли, видя в нем последнего представителя золотого елизаветинского века и, соответственно, значительную угрозу для себя как правящего монарха. Дружба Грэшема с Рейли не была секретом. Кок надеялся поднять эту тему где-нибудь поближе к концу судилища, как основной козырь в обвинении сэра Генри. Судя по всему, Грэшем спешил осудить самого себя.

— И вы хотите сказать, что он не представляет для меня угрозы? Он что, не замышлял против меня ничего дурного? — заговорил король, наклоняясь вперед. Было видно, что он разгневан.

— Мне известно, что таково ваше убеждение. Мне также известно, что вы не намерены его менять. Однако я умоляю вас, как, насколько мне известно, умоляли вас и другие люди, пересмотреть свое мнение, хотя бы и в другое время и в другом месте. Вместе с тем я даю вам мое слово, что ни при каких обстоятельствах я не участвовал и не намерен участвовать ни в каких заговорах, направленных против вашего величества, либо использовать в этих целях мою дружбу с Уолтером Рейли.

— Красивые речи, — ответил король после недолгой паузы. Лицо его не выдавало никаких эмоций. — Присутствующий здесь сэр Кок — большой умелец по этой части. Однако слова — это еще не правда, правильно я говорю, сэр Генри?

— Безусловно, ваше величество, — осторожно произнес Грэшем. — Тем не менее, я бы просил вас принять во внимание одну вещь.

— Какую же?

— Сэр Уолтер Рейли спас мою жизнь. И теперь я его должник. Разумеется, мне ничего не стоило бы отречься от нашей дружбы, когда он лишился расположения со стороны вашего величества, лгать относительно моих чувств к нему, чтобы снискать ваше доверие. Превратиться в льстивого придворного, как сделали многие другие. — С этими словами он повернулся к Коку. Тому хватило совести, чтобы покраснеть. — Я не скрываю от людей, кому предан. Любой, кто желает проверить, так это или нет, может тотчас в этом убедиться. А предан я вам, ваше величество, моему другу, моей супруге и детям. — «Хотя и в обратном порядке» , — добавил он про себя, но вслух говорить, конечно, не стал: не тот момент и не те обстоятельства. — И я прошу ваше величество узреть в моей дружбе с сэром Уолтером Рейли доказательство одной важной вещи. Я не лицемер. И не лжец. И потому не представляю угрозы. Просто я… своего рода дьявол во плоти. Но все-таки дьявол, вам хорошо известный.