Мартин Стивен - Совесть короля

— Значит, вы ничего не сделали, сэр Генри — задумчиво произнес король, — ибо считали, что я захочу избавиться от вас. Уж не желаете ли вы назвать своего короля убийцей?

Вкрадчивый тон, с каким были произнесены эти слова, не сделал их смысл менее страшным.

— Мне бы и в голову никогда не пришло ничего подобного! Но ваше величество должны понять: если я говорю, что существует некий заговор, мудрый человек сначала пожелает удостовериться, так ли это на самом деле.

Яков пережил не одно покушение на свою жизнь, в том числе «пороховой заговор», не говоря уже о менее серьезных инцидентах у себя на родине, в Шотландии.

— И я уверяю вас, с величайшим почтением, несмотря на все попытки сэра Эдварда отправить меня на плаху, что вы, ваше величество, нуждаетесь во мне сейчас куда больше, чем когда бы то ни было. Сэр Эдвард — непревзойденный знаток законов. Однако там, где дело касается куда более темных сторон жизни, он младенец, несмотря на наличие адвокатской мантии. Эти письма по-прежнему гуляют где-то на свободе. Я найду их. И верну автору. Если, конечно, ваше величество, на то будет ваша воля.

Яков откинулся на спинку стула, потянулся за бокалом и сделал долгий глоток, смакуя вино.

— Ну что ж, — произнес король со вздохом. — Кто бы мог подумать, что этот день принесет мне столько приятных мгновений! — Тут он посмотрел на Грэшема: — Я склонен поймать вас на слове. В прямом и переносном смысле. Как вы уже догадались, в данную минуту ваш дом обыскивают. И я действительно пошлю человека в Кембридж. Верного человека, который осмотрит все тайники, о которых вы говорили. Я также выясню, сохранилась ли одежда, в которой в ту ночь был Хитон. А еще думаю, что пока для вас, вашей жены и личного слуги можно найти здесь комнату — хорошую комнату, даже с камином.

— Благодарю вас, ваше величество, за гостеприимство, — ответил с поклоном Грэшем.

— И еще, — добавил Яков, поднимаясь с места, — я вынужден выставить возле дверей стражу. Для вашей же безопасности, разумеется. Ну, быть может, еще из-за того, чтобы по причине близости к вашему бывшему другу сэру Уолтеру у вас не возникло желания нанести ему визит. Или же наоборот.

Сказав это, король вышел из пропахшей плесенью комнаты. Грэшем, Джейн и Манион одновременно отвесили королю поклон. Кок на минуту задержался.

— Вы… — двинулся на него Грэшем. В его голосе звучала такая свирепость, что Кок замер. — Вы только и делаете, сэр Эдвард, что пытаетесь отнять у меня жизнь. Как вы, однако, глупы — ведь теперь я ваш заклятый враг.

Но тут явились стражники, чтобы их увести. Джейн укоризненно посмотрела на мужа. В глазах ее застыло отчаяние.

— Как ты мог… — начала было она.

Сэр Генри знал, что она хочет сказать. Как он мог выдать всех этих заложников судьбы — рваную рубашку, грязную кирпичную кладку, как мог отрицать, что никаких писем у него нет, когда посыльные короля вот-вот перевернут их дом вверх дном и найдут его даже самые потаенные тайники?!

Грэшем приложил палец к губам — молчи! — и выразительно посмотрел на жену. Стражники наверняка получили приказ подслушивать все их разговоры, так что одно лишь неверное слово может стоить им жизни. А в отведенной для них комнате наверняка имеется потаенная отдушина, и на протяжении всего их пребывания здесь кто-нибудь обязательно станет внимательно прислушиваться к каждому вздоху узников.

Все это сэр Генри и пытался сказать ей — беззвучно. Поведать о том, как прежде чем сбросить тело Хитона на землю, он намеренно потер его рукава и манжеты о кладку и птичий помет, чтобы те перепачкались, а местами даже порвались. Как оторвал от одного письма едва заметную полоску, с одним-единственным словом, вполне невинным, однако написанным рукой короля, и засунул ее в карман Хитону. Как спустился с крыши и вернулся в часовню с нервами, напряженными до предела; как слушал, не раздастся ли звук чужих шагов, как пыль забивалась в нос и горло, отчего те горели, словно их натерли наждаком. Грэшем хотел сказать, что тайники в их кембриджском и лондонском домах надежно спрятаны под слоем песка на тот случай, если кто-то вздумает простучать пол в поисках пустот, что механизма, ранее поднимавшего доску, больше нет, а сама доска прибита гвоздями, как и все остальные. Что в обоих домах имелось еще по одному тайнику, набитому всякой ерундой, — специально для того чтобы их нашли во время обыска. А настоящий тайник найти можно только в том случае, если оторвать каждую половицу, причем в обоих домах, после чего до основания перекопать весь песок. Он хотел сказать жене — но только без всяких слов, — что даже если под слоем песка что-то и найдут, оба ящика окажутся пусты. Письма спрятаны там, где королю и не снилось. И все эти меры предосторожности сэр Генри предпринял не зря. Ведь он профессионал, в конце-то концов. Именно по этой причине Грэшем пока еще жив — в отличие от многих других. Сэр Генри хотел сказать Джейн, что сегодня изо всех сил старался доказать свою невиновность, ибо знал — на карту поставлена не только его собственная жизнь, но и ее тоже. Сказать ей, что пока им обоим нечего опасаться, ведь он ни одной живой душе не сообщил о принятых им мерах предосторожности, потому что так надежнее. Если человек ничего не знает, то никогда не проговорится, даже случайно.

Джейн продолжала смотреть на мужа — это заметили даже стражники, — и вдруг ее лицо осветило слабое подобие улыбки. Она протянула Генри Грэшему руку. Сэр Генри, леди Грэшем и их слуга вошли под мрачные своды лондонского Тауэра.

7 ноября 1612 года

Лондонский Тауэр

Сколько бы они ни подбрасывали дров в камин, холод, царивший в Тауэре, пробирал до костей. Зима пришла в Лондон поздно, зато какая! Нет, не солнечная и морозная, а сырая и промозглая.

— Сколько нам еще здесь ждать? — Джейн задала свой вопрос полушепотом, хотя рядом с ними никого не было.

Они вышли подышать свежим воздухом. Их главный страж, сэр Уильям Уэйд, который с каждым днем все больше ненавидел свою работу и того, кто ему поручил ее, разрешил им свободно пользоваться внутренним садиком.

— Как там наши дети? — негромко продолжала Джейн. — Ни матери, ни отца, лишь бесконечное ожидание, которое давит на них так же сильно, как и на нас.

Шпионы Грэшема, а их у него было немало, доносили, что его алиби подтвердилось. Ливрея Хитона оказалась чересчур дорога, чтобы ее просто выбросить. И, разумеется, в ее кармане был найден обрывок письма, неопровержимое свидетельство правоты Грэшема: бумаги действительно побывали в кармане Хитона. Оба дома — и лондонский, и кембриджский — обыскивающие в буквальном смысле перевернули вверх дном, что в случае с лондонским домом привело к бурному выяснению отношений между солдатами и челядью. Грэшем с тайной радостью узнал, что прислуга одержала верх. В закрытой карете сэра Генри с женой привезли в их лондонский дом, где им предстояло утихомирить своих верных слуг, наотрез отказавшихся сотрудничать с солдатами. Увидев, что стало с их домом — деревянная обшивка стен сорвана, доски пола взломаны, — Грэшем едва не взорвался от гнева, и лишь выдержка Джейн помогла ему сдержаться.