Мартин Стивен - Совесть короля

— Но я… я… допускаю, что это возможно.

Король вскрикнул. Подобный крик Грэшем слышал из его уст впервые. Дикий вопль человека, которому в открытый мозг вонзили раскаленный добела нож. И этот нож — стыд и раскаяние. Но ведь ничто не помешало Якову, с его обостренным страхом смерти и всего, что с ней связано, бежать в загородную резиденцию, лишь бы только не находиться у смертного одра старшего сына. Королева Анна заперлась в так называемом Датском доме. Интересно, сколь велика была его любовь к сыну?

— Но, сир, — продолжал тем временем Грэшем, — в нашей профессии мы быстро усваиваем одну истину. Если что-то возможно, это еще не значит, будто так оно и есть на самом деле. Я лишь хочу сказать, что на жизнь королевского сына вполне могли покушаться — и там, в Шотландии, и здесь, в Англии. Вот только зачем? Видит Бог, человеческая жизнь ценится дешево! Ведь семь из десяти младенцев не доживают и до года, но даже если ребенку повезет выжить и стать взрослым, кто поручится, что его не унесет чума, или, если это женщина, что она не умрет при родах. Да что там! Есть десятки других болезней, которые регулярно собирают свою скорбную жатву.

Яков с остекленевшими глазами сидел, откинувшись на спинку стула, сжимая в руке бокал, как ребенок свою бутылочку.

— Я почти не заботился о нем, о моем храбром мальчике…

Казалось, он разговаривает с самим собой. Как всегда в минуты опьянения, у монарха проявился сильный шотландский акцент.

— Любовь — не самое главное для будущего короля. Я не знал ее вообще, когда сам был ребенком. Вот почему я привык осторожничать, быть всегда себе на уме. Он никогда не нуждался во мне…

— Возможно, — рискнул перебить его Грэшем. — И все-таки вы его любили.

Теперь комната вращалась вокруг него как сумасшедшая. Сэр Генри попытался сосредоточиться. Нет, все это только кажется, она не может вращаться . Ком-на-та сто-ит на мес-те. Это просто дает о себе знать выпитое вино… Вращение слегка замедлилось, и тут же улеглось и неприятное ощущение в желудке. С другой стороны, зачем себя мучить? Грэшем встал, мысленно махнул на все рукой, отчего чуть не свалился на пол, отошел в дальний конец комнаты, достал ночной горшок, в который его успешно вырвало. Склизкая рвота обожгла горло и язык.

— Увы, сэр Генри, дело в другом, — произнес Яков, отрешенно уставившись в пространство. Похоже, он не заметил путешествия Грэшема к ночному горшку. Куда только подевался одурманенный вином человек, который только что кричал, будто в жуткой агонии? Правда, в глазах его по-прежнему стояли слезы. — Я больше ничем не могу ему помочь. А еще я совершенно неожиданно понял: мне не хватает тех, к кому я мог бы обратиться в трудную минуту. Видите ли, если они убили его… вполне вероятно, их следующим шагом будет попытка убить меня.

Это что-то новое. Так из-за чего все-таки страдает Яков? Из-за смерти старшего сына? Или от страха за собственную жизнь?

— Это зачем же, сир?

— Они задумали возвести на трон слабовольного Карла, чтобы затем помыкать им, преследуя свои интересы.

— Они? — удивился Грэшем, на мгновение забыв о правилах хорошего тона, что в разговоре с коронованной особой вещь крайне опасная. Но Яков, кажется, не заметил его бестактности.

— Да, все те, кто желает лишить короля его последних радостей в этой жизни — охоты, близкой дружбы с теми, кто ему нравится.

В голосе Якова прозвучали слезливые нотки жалости к самому себе.

— Не исключено, что это друзья моих близких. Они опасаются утратить на них влияние, если эти люди начнут прислушиваться к моему сыну…

Ага! Вот оно что! Яков сказал примерно то, чего сам так боялся услышать. Он понял, что Овербери вполне мог приложить руку к смерти принца Генри из опасения, что в один прекрасный день тот может застать своего отстраненного отца в более дружелюбном настроении и откроет глаза на сладкую парочку, Карра и лорда Томаса, которых король пригрел на своей груди. Так действительно ли Яков переживал по поводу внезапной смерти сына? Кто знает. Возможно, да. Но, как обычно бывает у натур сложных и неоднозначных, к страданиям примешивалось кое-что другое — в данном случае страх за свою собственную шкуру.

Интересно, хватило бы сэру Томасу Овербери дерзости убрать с дороги наследника английского престола?

— А теперь скажите мне, сэр Генри, прав ли я в своих опасениях? Кстати, пейте. Вино хорошее.

Комната наконец-то прекратила свое вращение, как с удовлетворением отметил про себя Грэшем. Ну, разве что, стены время от времени покачивались.

— Думаю, что сэр Роберт Сесил отлично понял бы ваши страхи. Что касается друзей некоего приближенного… Я бы не стал исключать такой вероятности. То есть почти не стал бы. Право, не знаю… Сир, если даже он решился на такое злодеяние по отношению к вашему сыну, то вряд ли способен на злодеяние по отношению к вам.

— Это как же? Что-то я плохо понимаю.

Грэшем задумался, с трудом соображая. Признаться честно, ему было страшно — не переоценил ли он свои способности трезво мыслить?

— Единственная причина, по которой кто-то пожелал убрать с дороги вашего сына, — это оставить на троне вас, а рядом с вами — ваших друзей. Если же нашлись способные на подобное преступление, то они, свершив свое черное дело, сейчас имеют все основания хранить вас во здравии. Ведь вы — ключ к их собственному процветанию.

Интересно, как этот человек мог поддерживать отношения с Робертом Карром, зная, что приятель этого самого Карра вполне мог покуситься на жизнь его сына? С другой стороны, каким образом сэр Генри Грэшем может позволять себе такие вольности в общении с королем? Или ему совсем не дорога собственная жизнь?..

— Боюсь, что вашими устами говорит Макиавелли, сэр Генри. Надеюсь, вам известно, какого Макиавелли я имею в виду, — негромко произнес Яков. Предугадать его настроение было невозможно.

— Макиавелли разговаривал голосом королевских дворов и тех, кто жаждет власти, — ответил Грэшем. «Истинным голосом королей и прочих властителей» , — добавил он про себя.

— А этот ваш приятель, Эдвард Кок? Он способен на подобное злодеяние? Хватило бы у него духу лишить меня сына и наследника? — Взгляд Якова был обращен в сторону, на прогоревшие в камине поленья. С тех пор как король вошел к Грэшему, никто не удосужился подбросить в огонь новых.

Людям свойственно думать о будущем, строить планы, готовиться к грядущим событиям, однако при этом они часто впадают в заблуждение, полагая, будто они хозяева собственной судьбы. Мгновения, которые определяют наши жизни, события, определяющие будущее миллионов людей, часто скрыты от нашего взора. Они как крошечные спусковые крючки, на которые кто-то нажимает совсем беззвучно, и мы не замечаем, как переступаем некий новый порог, как принято решение и теперь впереди нас ждет нечто совершенно иное, которое, может, хуже, а может, и лучше настоящего. Грэшем отвечал на вопросы короля инстинктивно и без колебаний. На то, чтобы ответить, ему потребовалась всего одна секунда.