Гарри Тертлдав - По воле Посейдона

Моряк помахал рукой, чтобы показать, что понял.

Менедем повернулся к Соклею, который нес вахту на корме.

— Это относится и к тебе.

— А то я и так не знаю, — обиженно отозвался тот.

— Само собой знаешь, — согласился Менедем. — Но не позволяй своим мыслям и вниманию рассеиваться, как… Одним словом, с тобой это случается, когда ты начинаешь размышлять об истории.

Менедем хотел сказать: «Как это было в тот раз, когда пава прыгнула в море», но спохватился.

Если уж он не попрекнул Соклея этим тогда, то поступать так сейчас было бы нечестно.

Судя по хмурому взгляду, который бросил на него двоюродный брат, Соклей отлично догадался, о чем умолчал Менедем.

Справа по борту подрумянивался под летним солнцем до коричневого цвета берег Италии. Менедем нацепил шляпу с широкими полями, чтобы тоже не поджариться. И все равно пот катился по лицу, телу и рукам капитана, оставляя влажные темные пятна на рукоятях рулевых весел там, где их сжимали его ладони.

Менедем направлял «Афродиту» в море, пока берег не превратился в коричневую размытую линию внизу горизонта. Теперь с берега будет труднее увидеть судно. Некоторые рыбачьи лодки, покачивавшиеся на зыби между акатосом и берегом, не замечали «Афродиты»: ее парус был подобран к рее, пока галера двигалась на веслах на север.

«Будь я и вправду капитаном пиратского судна, мне бы не составило никакого труда вас сцапать…» — подумал Менедем о рыбацких лодчонках.

Некоторые из рыбаков все же заметили «Афродиту» и, почуяв опасность, как можно скорей убрались подальше.

Они продвигались на северо-восток к гавани Гиппония — не самое подходящее место, чтобы бросить якорь, но лучшего тут все равно не найти, — когда Аристид закричал:

— Вижу судно! Судно слева по борту!

Заслонив глаза ладонью от вечернего солнца, Менедем вгляделся в море. Все больше и больше моряков показывали туда же, и вскоре он сам заметил парус. Парус порядочного размера — значит, судно вполне могло оказаться пиратским. К тому же парус был выкрашен в необычный оттенок — что-то между небесно-голубым и цветом морской волны: это говорило о том, что капитан или владелец судна не хотел, чтобы корабль заметили.

— Я покажу ему, сукиному сыну, — пробормотал Менедем.

И возвысил голос до крика:

— Все берите оружие, а потом — на весла!

Как только гребцы схватили мечи, ножи и дубинки, чтобы в случае чего те оказались под рукой, Менедем повернул «Афродиту» к странному кораблю, велев Диоклею:

— Прибавь темп.

— Слушаюсь, шкипер, — ответил келевст. — Ты собираешься отогнать его, как то пиратское судно в Эгейском море?

— Именно это я и собираюсь сделать, — сказал Менедем. — А если они захотят боя, что ж, клянусь богами, будет им бой.

Вскоре он уже мог видеть корпус пиратского судна так же хорошо, как и его парус. То, что первым в поле зрения сначала всегда появляется парус, наводило людей на мысль, что земля круглая. Менедем в этом сомневался. Будь земля и впрямь круглой, разве с нее не стекла бы вся вода? Он никогда не находил удовлетворительного ответа на этот вопрос. Но сейчас капитану «Афродиты» было не до того — куда важней было оценить силы врага.

— Это пентеконтор! — крикнул Соклей с середины судна.

Менедем кивнул.

— Вижу, — ответил он.

Значит, на пиратском судне было пятьдесят гребцов — против его сорока; да вдобавок его корпус был по-акульи длинным и по-волчьи стройным. Корабль взрезал волны, как нож; Менедем сразу увидел, что его скорость куда выше скорости «Афродиты». Но вот достаточно ли у пиратов храбрости, чтобы вступить в бой? Менедем решил, что недостаточно, — и тем самым поставил на кон свое судно, свой груз, свою свободу и свою собственную жизнь.

Большинство морских разбойников хотели всего лишь безнаказанно грабить тех, кто не сопротивляется. Что может быть лучше выгоды без риска? Но если бы вдруг оказалось, что эти пираты — исключение, Менедем вполне мог бы оказаться голым, в цепях на рабовладельческом рынке в Карфагене… Или и вовсе закончить жизнь на дне морском, где маленькие крабы вгрызались бы в его глазницы, чтобы попировать тем, что найдется внутри черепа.

Люди на борту пиратского судна завопили и стали потрясать кулаками в сторону приближающейся «Афродиты». Некоторые кричали по-эллински, остальные — на разных местных языках. Команда «Афродиты» выкрикивала в ответ проклятия и непристойную брань. Один абсолютно голый пират встал со своей скамьи и демонстративно помахал гениталиями в сторону команды акатоса, как те люди на агоре, что желают потешиться над рабынями и женами бедных крестьян, пришедшими на рыночную площадь, чтобы сделать покупки и посплетничать.

— Даже у мыши я видел куда больший член! — завопил Диоклей, не пропустив ни единого удара колотушкой в бронзу.

Пират-эксгибиционист мгновенно сел; он, должно быть, достаточно хорошо понимал эллинский, чтобы оскорбление попало в цель.

А потом команда «Афродиты» взорвалась радостными криками: когда до вражеского судна оставался всего один полет стрелы, оно круто развернулось влево, будто собиралось уйти от торговой галеры.

«Пират» быстро двинулся на север, подобрав парус так, что тот прильнул к рее.

— Сбавь темп, — велел Менедем Диоклею. — Все равно нет никаких шансов его догнать. В Эгейском море мы уже убедились в этом.

— Сейчас сбавлю, — ответил начальник гребцов. — Судя по тому, как пираты удирают, можно подумать, что за ними гонится пятиярусник.

— Судя по тому, как они удирают, пятияруснику было бы не под силу их догнать, — сказал Менедем. — Гемиолия или, скажем, триера еще могла бы это сделать. Но пятиярусник слишком неповоротливый, тяжелый и неторопливый — в точности, как и мы.

Он потряс кулаком в сторону удаляющегося пентеконтора.

— Мне бы хотелось увидеть всех пиратов с этого судна распятыми на крестах, — сказал Диоклей. — Если уж на то пошло, мне бы хотелось увидеть всех пиратов мира распятыми на крестах.

— Я бы тоже не прочь на это посмотреть, — ответил Менедем, — но не думаю, что такое когда-нибудь случится. Деревьев на земле не хватит, чтобы сколотить кресты для всех пиратов.

Начальник гребцов фыркнул и сплюнул в море.

— Ха. Это было бы весело, если б только можно было повеселиться — понимаешь, что я имею в виду?

— Разве я не сказал только что то же самое?

Менедем заговорил громче, чтобы его услышали все гребцы:

— Хорошо поработали, парни! Мы испугали еще одного грифа. А теперь — гребцы левого борта, сушите весла, гребцы правого борта, вперед!

«Афродита» развернулась влево почти на месте.

Ее нос снова нацелился на Гиппоний; Менедем снял с весел каждого борта половину гребцов и двинулся к гавани, до которой теперь было на несколько стадий больше, чем в тот миг, когда Аристид заметил пентеконтор.