Сергей Зайцев - Секира и меч

Глеб молчал. И не садился. Он все уже обдумал еще перед тем, как постучал в дверь.

Трифон пристально посмотрел ему в глаза и понял это:

– Что ж! Видно, не судьба! Не могу тебя порицать. Всякий сам выбирает себе путь. И ты выбрал его. Я полагаю: не сегодня, а много раньше…

Трифон поднялся из-за стола и прошелся по залу от одной стены до другой. Глянул в окошко на город, на полоску пролива, на другой берег, покато поднимающийся над водой.

Бросил грустный взгляд на Глеба:

– Быть может, ты и прав, юноша. Был бы я помоложе, возможно, отправился бы туда. Но Господь изволил раньше вдохнуть в меня жизнь, и мои походы уже позади. Мне остается пожелать тебе удачи.

– Спасибо, кюриос! – Глеб склонился в почтительном поклоне. – Я не забуду твою доброту.

И собрался уходить.- Подожди! – остановил его Трифон. – Это хорошо, что меч при тебе… Я покажу четвертый выпад. И ты тогда будешь непобедим.

– А как же ты?

– Я стар уже. И должен передать науку достойному, как мне ее передал когда-то мой учитель. И ты однажды передашь… – Трифон достал из-под стола меч. – Ты готов?

Глеб обнажил клинок:

– Да, кюриос!

И они скрестили мечи.

Трифон сделал первый выпад. Глеб легко увернулся. От второго выпада увернуться было трудней, но это удалось Глебу. Третий выпад он уверенно отбил мечом.

– Ты хороший ученик! – похвалил Трифон.

И вдруг он пошел в стремительную атаку. Глеб едва успевал отбивать его удары. Мечи так и звенели. Удары Трифона были столь сильны, что Глеб почувствовал боль в пальцах. Глеб попятился под неистовым напором и подумал, что нет, не даст он себя обмануть, не уступит, не сделает больше назад ни шагу, и не будет у противника возможности провести хитрый выпад. Меч Трифона мелькал так быстро, что Глеб не столько видел, сколько угадывал направление очередного удара. Внезапно меч перестал мелькать, и Глеб, подавшись вперед, разрубил пустоту. Одновременно он почувствовал острие, упирающееся ему в левый бок снизу – под ребро. И замер.

Трифон тоже стоял неподвижно. Глаза его были так же холодны, как и в тот памятный день – день их поединка. Глаза Трифона, обычно темно-карие, сейчас как-то заметно посветлели и стали цвета яда змеи. Или так Глебу показалось. Трифон прошептал ему в лицо:

– Одно движение – и я разрежу тебе сердце!…

Целый сонм мыслей пронесся в этот момент в голове Глеба. Одна из них была: друг ли передо мной? не хочет ли он моей смерти? А другая мысль была: передо мной великий боец, и принять смерть от такого – честь для воина!

Трифон опустил меч и засмеялся:

– Ты молодец! Мне трудно было провести прием. Я едва не отчаялся. Но все-таки… – выгнув руку в запястье, Трифон быстро взмахнул мечом и обрисовал сверкающий круг у себя над головой, будто нимб. – И все-таки славу и радость победы я оставлю за собой. Ты не против, юноша?..

Глеб пожал плечами:

– Ты этого достоин, кюриос. Ты – великий воин! Трифон опять засмеялся, но на этот раз не столько торжественно, сколько тепло:

– Твое смирение многого стоит. За него я благодарен тебе!… А теперь, мой юный, драгоценный друг, смотри, как можно защититься от этого выпада!…

И он показал. А Глеб тут же повторил. Они провели поединок еще и еще раз. Наконец Трифон остался доволен результатами боя и опустил меч. Утер рукавом потное лицо:

– Вот теперь ты умеешь столько, сколько умею я. И если глаз твой останется зорок, можешь считать себя непобедимым воином.

На этом они расстались. Уже вечером этого дня Глеб, Волк и Щелкун выехали за ворота полиса. Скоро они подъезжали к лагерю латинян. Здесь в это время полным ходом шла подготовка к завтрашней переправе. Кто-то чистил оружие и доспехи, кто-то чинил обувь и одежду; проверяли сбрую у лошадей; раненым делали перевязки… Некоторые латиняне недобро косились на троих ромеев, безбоязненно разъезжающих по их лагерю, а основной массе крестоносцев не было до них никакого дела. Тут и там возле костров шумели пирушки – наверное, еще от самого вчерашнего побоища; благородные рыцари и оруженосцы пили вино с веселыми женщинами, которые припорхнули сюда из города. Иные, пьяные до бесчувствия, спали прямо на земле, в ногах у своих друзей; другие тянули женщин в шатры. Разливалось рекой веселье…

Лагерь был невероятно огромен – возможно, не меньше самого полиса. Глеб ехал вперед, правя коня между палатками и шатрами, а лагерю все не было видно конца.

Волку и Щелкуну приглянулись две красивые женщины возле одного костра, и они сказали Глебу:

– Мы могли бы здесь остановиться. Смотри, как эти девушки хороши и доступны. Смотри, у них зовущие губы. А пламя костра так нежно отсвечивает от их бедер…

Глеб даже не оглянулся:

– Сначала мы должны отыскать Гийома.

И здесь они услышали впереди рыкающего льва. Глеб ожидал увидеть этого страшного зверя в клетке. Но, как ни искал глазами, не видел ни клетки, ни зверя. А открылось ему зрелище борцов. Точнее можно даже сказать – одного борца, ибо те четверо, что пытались его сбить с ног, были вполне обычными людьми, и глаз на них не останавливался. Перед Глебом предстал не кто иной, как Гийом. Раздетый до пояса, он валял туда-сюда дюжих молодцов, которые по одиночке и совместными усилиями старались одолеть этого великана. Гийом только посмеивался, время от времени издавал грозный рык, что и был далеко слышен, оделял молодцов крепкими затрещинами и совал их носом в пыль. Вокруг них сгрудилась толпа рыцарей, которые громкими криками поддерживали Гийома, достославного воина, а также подзадоривали тех отчаянных смельчаков, кто дерзал против него.

Глеб и побратимы остановили коней возле этой толпы и, не сходя на землю, любовались мощным телом своего друга, кузнеца, следили за его ловкими, точными движениями. Глеб и побратимы, оставаясь в седлах, возвышались над толпой, и нет в том ничего удивительного, что Гийом их заметил.

Отшвырнув противников в сторону, как медведь отшвыривает нападающих на него собак, Гийом воскликнул:

– Пресвятая Богородица! Это же Глеб к нам вернулся!… Ликуйте, рыцари!…

И рыцари возликовали, увидя рядом с Гийомом другого такого же великана. Кто-то из борцов, поднявшись с земли, еще раз бросился на кузнеца, но тот только отмахнулся от него, как от назойливого насекомого.

Гийом радостно воскликнул:

– Глеб из Рутении с нами! О, теперь трепещите, турки! Мы воздадим вам за все ваши черные деяния!… Рыцари, хоть и не знали Глеба и побратимов, глядели на них дружески, поскольку они хорошо знали Гийома.

Тут из толпы вышли Генрих и Франсуа и еще несколько человек, побывавших в том, в первом, сражении. Все они были рады увидеть вновь старых своих друзей. И Моника была здесь. Но она как будто перебрала вина, и язык ее заметно заплетался. Повиснув на шее у Глеба, Моника уверяла его, что он не прогадал, надумав отправиться с ними в поход. Глеб не возражал, хотя сам на этот счет ничего не думал; он шел, куда его влекло, и только.