Кейт Мосс - Лабиринт

— По какому делу? — осведомился солдат.

— Моя госпожа скажет об этом только самому владетелю Эвре.

Немного помедлив, часовой скрылся в шатре и почти сразу появился снова, знаком приглашая их войти.

Первый взгляд на Гая д'Эвре нисколько не успокоил Ориану. Войдя в шатер, она увидела обращенную к ней спину. Когда же он обернулся, перед ней осколками кремня сверкнули глаза, горящие на бледном лице. Черные волосы, блестевшие маслом, были, как принято у французов, гладко зачесаны назад. Больше всего он напоминал готового нанести удар коршуна.

— Госпожа, я много слышал о тебе. — Голос звучал сдержанно и ровно, но в нем слышалась сталь. — Однако никак не ожидал удовольствия встретиться с тобой лично. Чем могу быть полезен?

— Я надеялась услышать, чем я могу быть полезна тебе, господин, — отозвалась она.

И не успела опомниться, как Эвре сжал ее запястье.

— Советую не играть со мной словами, госпожа Ориана. Здесь неуместны манеры ваших южных простолюдинов.

Она услышала за спиной испуганный вздох Франсуа.

— Ты принесла мне известия или нет? Говори!

Ориана сдержалась.

— Не слишком приветливо ты меня встречаешь, а ведь я доставила тебе то, чего ты больше всего желал, — проговорила она, встречая его взгляд.

Эвре поднял руку.

— Проще выбить из тебя все, что тебе известно, нежели терпеть, чтобы меня заставляли ждать. Мы оба напрасно тратим время.

Ориана не опустила глаз.

— Так ты узнаешь лишь часть того, что я готова сказать, — стараясь говорить так же твердо, произнесла она. — Ты много сил отдал поискам трилогии лабиринта. Я могла бы отдать тебе желаемое.

Эвре всмотрелся в ее лицо и опустил руку.

— Тебе не откажешь в отваге, госпожа. Посмотрим, что можно сказать о твоем благоразумии.

Он щелкнул пальцами, и слуга тотчас поднес вино на подносе. Ориана не решилась взять чашу, опасаясь выдать, как дрожат у нее руки.

— Благодарю тебя, но сейчас не время, — отказалась она.

— Как пожелаешь. — Он знаком предложил ей сесть. — Так чего ты хочешь, госпожа?

— За то, что я отдам тебе то, что ты ищешь, ты, возвращаясь на север, возьмешь меня с собой. — Взглянув в лицо собеседника, Ориана поняла, что наконец сумела его удивить. — Как свою супругу, — закончила она.

— У тебя есть супруг… — Эвре через ее голову взглянул на Франсуа, и тот послушно кивнул. — Писец Тренкавеля, как мне помнится. Не так ли?

Ориана выдержала его взгляд.

— Сожалею, но мой супруг погиб. Зарезан в стенах крепости, исполняя свой долг.

— Прими мои соболезнования! — Эвре свел вместе концы гонких длинных пальцев, соорудив из ладоней подобие церковного свода. — Однако осада может продлиться не один год. Что заставляет тебя предположить, что я вернусь на север?

— Я полагаю, господин, — заговорила она, тщательно выбирая слова, — что ты находишься тут ради одной цели. Если с моей помощью цель эта будет достигнута, не вижу, что удержит тебя здесь сверх обязательных сорока дней.

Эвре натянуто улыбнулся.

— Ты не доверяешь дипломатическим способностям виконта Тренкавеля?

— Со всем уважением к тем, под чьими знаменами ты выступаешь, господин, не думаю, что аббат удовлетворится мирным окончанием переговоров.

Эвре не сводил с нее взгляда. Ориана затаила дыхание.

— Ты разбираешься в игре, — наконец признал Эвре.

Она поклонилась, не решаясь заговорить. Он встал и подошел к ней, протянув руку в латной перчатке.

— Я принимаю твое предложение.

Ориана коснулась его руки.

— Еще одно, господин… — сказала она. — В свите виконта есть один шевалье, Гильом дю Мас. Он муж моей сестры. Было бы разумно, если это в твоих силах, ослабить его влияние.

— Раз и навсегда?

Ориана покачала головой.

— Он может еще сыграть роль в наших замыслах. Однако ограничить его влияние было бы полезно. Виконт Тренкавель прислушивается к нему и после смерти моего отца…

Эвре кивнул и жестом отослал Франсуа.

— А теперь, благородная дама Ориана, — заговорил он, оставшись с ней наедине, — довольно намеков. Рассказывай, что ты можешь предложить.

— Элэйс, Элэйс, проснись!

Кто-то тряс ее за плечо. Это было нехорошо. Она сидела на речном берегу, купаясь в тишине и солнечной ряби, на любимой полянке. Прохладные струйки щекотали пальцы ног, мягкий солнечный луч гладил по щеке. На языке еще держался вкус крепкого корбьерского вина, а ноздри щекотал пьянящий аромат свежего хлеба.

Рядом с ней спал в траве Гильом.

Таким зеленым был мир, таким голубым — небо…

Она очнулась и увидела над собой сырой полумрак подземелья. Над ней стоял Сажье.

— Проснись же, госпожа?

Элэйс села, моргнула спросонья.

— Что случилось? Что-нибудь с Эсклармондой?

— Виконта Тренкавеля захватили!

— Захватили… — бессмысленно повторила она. — Кто? Как?

— Говорят — измена. Люди говорят, французы заманили его в свой лагерь и задержали силой. А другие, что он сам отдался им в руки, чтобы спасти город. И еще…

Даже в полутьме погреба Элэйс разглядела, как замялся и покраснел Сажье.

— Что еще?

— Еще говорят: госпожа Ориана и шевалье дю Мас были с виконтом. — Мальчик помолчал. — И тоже не вернулись.

Элэйс вскочила, склонилась над спокойно спящей Эсклармондой.

— Она отдыхает. Мы ей пока не нужны. Идем, надо все узнать.

Они пробежали по тоннелю, вскарабкались по лесенке. Элэйс откинула люк и втянула за собой Сажье.

На улице толпился народ, люди бестолково метались туда-сюда, не понимая, что делать.

— Ты не знаешь, что случилось? — окликнула Элэйс пробегавшего мимо мужчину.

Тот не останавливаясь мотнул головой. Сажье поймал ее за руку и потянул к дому, стоявшему через улицу напротив.

— Гастон расскажет.

Элэйс послушно вошла за ним. Гастон и его брат Понс поднялись, приветствуя ее.

— Здравствуй, госпожа!

— Правда, что виконт в плену? — с порога спросила Элэйс.

Гастон кивнул.

— Вчера утром граф Оксерский предложил виконту встретиться с графом Неверским в присутствии аббата. Виконт взял с собой всего несколько человек, и среди них — твою сестру. Что было потом, никто не знает, госпожа Элэйс. То ли виконт сам им сдался, чтобы купить нам свободу, то ли его заманили в ловушку.

— Никто не вернулся, — добавил Понс.

— Так или иначе, сражения не будет, — тихо продолжал Гастон. — Гарнизон сложил оружие. Французы уже заняли главные ворота и башни.

— Как! — Элэйс недоверчиво переводила взгляд с лица на лицо. — На каких условиях сдались?

— Что всем горожанам, будь то катары, католики или евреи, позволено будет выйти из города, без опасения за свою жизнь, но с собой унести только ту одежду, которая на себе.

— Но допросов не будет? И костров?