Трейси Слэттон - Бессмертный

— С вашей красотой и хваленой мужественностью вам наверняка ужасно хочется иметь жену, — продолжил Лоренцо, играя со мной в давно знакомые «кошки-мышки». — Правду говорят сплетники, что вы иногда за одну ночь посещаете несколько женщин? Вот это неутомимость! Я вам искренне завидую!

Маддалена, сидевшая рядом с мужем во главе стола, опрокинула бокал с вином. Слуга бросился суетливо подтирать гранатовую жидкость.

— Мужественностью могут похвастаться многие флорентийцы, которые берут пример со своих предводителей, — ответил я, невозмутимо глядя на Лоренцо. — А я не придаю значения слухам.

— Возможно, он намеревается увековечить свое имя, — проскрипел Сандро Филипепи. — И Флоренцию наводнят бастарды! Лука, вы, наверное, сын энергичного мужчины и ненасытной женщины!

— Бастардов много, — ответил сидевший рядом со мной Леонардо. — А Лука один.

Дело было поздно вечером, и в столовой богато обставленного дворца Ринальдо Ручеллаи собралась дюжина гостей. Ужин закончился, все были сыты и довольны и повеселели от хорошего вина. Так как ужин давался прежде всего в мою честь, мое место было возле хозяев, рядом с Маддаленой, которая сидела по левую руку от Ручеллаи. Я находился достаточно близко от нее, чтобы весь вечер дышать ее духами с ароматом сирени и лимона, который просто сводил меня с ума. Лоренцо сидел по правую руку от Ручеллаи, напротив меня. После событий в Вольтерре мы впервые за шесть лет встретились в одной комнате и впервые заговорили друг с другом. Мне было не по себе. И Лоренцо с чутьем уличной крысы это чувствовал.

— Ну так как, Лука, собираетесь вы в недалеком будущем жениться? — не отставал от меня Лоренцо.

— Рано или поздно.

— А есть невесты на примете? — спросил Ручеллаи, заинтересовавшись.

Предполагаемые браки, связанные из-за приданого невесты с передачей крупных денежных сумм из одних рук в другие, всегда вызывали во Флоренции оживленный интерес.

— На примете нет, — ответил я.

— Я могла бы представить вас матерям некоторых очень милых девушек, с которыми знакома здесь во Флоренции, если вас, конечно, можно оторвать от ваших женщин, — ледяным тоном предложила Маддалена.

Я повернулся к ней, пораженный таким неожиданным предложением. Опустив длинные ресницы, она не дала мне прочесть свой взгляд. Пришлось напрячься, чтобы не выдать отвращения, вызванного ее словами. Коварный Лоренцо, заметив что-то, даже приподнялся на стуле.

— Думаю, наш дорогой Лука сейчас слишком занят превращением свинца в золото, чтобы думать о женитьбе, — беспечно произнес Леонардо, дабы отвлечь внимание гостей.

— Я слышала, что синьор Лука алхимик, — отозвалась Маддалена. — Как это интересно! Я бы хотела изучать алхимию!

— Лука был бы для вас отличным учителем, — ответил Леонардо, словно обращаясь к ней одной. — Он проводит в мастерской за работой дни напролет. Он читает и перечитывает «Герметический свод» в переводе Фичино. У него вся мастерская завалена трактатами алхимиков. Этот человек одержим главной тайной алхимии!

— Я думал, главная тайна алхимии заключается в бессмертии, — произнес Лоренцо, вертя в руке кубок.

Он изобразил на уродливом лице многозначительную улыбку, напоминая мне, что знает мои тайны.

— Ваш дед как-то сказал мне, что единственное бессмертие, на которое мы можем надеяться, — это любовь к другим людям, — ответил я, зная, что упоминание имени Козимо его затронет.

Лоренцо судорожно отодвинул от себя кубок, и Маддалена молча приказала слуге, чтобы он заново его наполнил.

— Мне хочется верить, что моим картинам суждено своего рода бессмертие и они будут неподвластны времени, как природа, — безмятежно вмешался Леонардо, вновь спасая меня от нежелательного внимания. — Живопись воплощает в себе все разнообразие природы. Поэтому так важно рисовать с натуры, учиться у природы. С этой целью я нанял молодую крестьянку с ребенком, чтобы позировать мне для эскизов Мадонны с младенцем. Эта крестьянка внешне необычайно красива, и я хотел бы запечатлеть сущность ее красоты, чтобы она приводила в восторг зрителя. И не только красоту, но и загадку женственности и обаяния!

— Бессмертна душа, обращенная к Богу и движимая любовью, — заговорил Сандро. — В этом ее обаяние, в той силе, что ею движет. Как говорит Фичино, душа столь восприимчива к красоте, что земная красота становится средством обретения небесной красоты, сущность которой есть вечная гармония и добро.

— Если кто-то и сможет нарисовать божественную красоту, то это будете вы, Леонардо, — тепло сказала Маддалена, и я полюбил ее еще больше за то, что она поддержала Леонардо.

— А я должен считать себя грубым, второсортным ремесленником, которому отказано в благосклонности природы, как мужу, жена которого смыкает колени! — воскликнул Сандро.

— Нет, синьор Филипепи, вовсе не это я имела в виду, ваши работы полны очарования! — горячо отозвалась Маддалена. — Мне нравится ваше «Поклонение волхвов» в Санта Мария Новелла. Эта картина прекрасна, и такое сияние исходит от звезды над нимбом младенца Иисуса, его так нежно держит на коленях мать, и вы так точно уловили взволнованное лицо Козимо де Медичи, изобразив его в образе мудреца, и синьора Лоренцо, и блистательного юного Пико делла Мирандола, коего так высоко ставит Фичино…

— Синьора, не обращайте внимания на Сандро, это великий лукавец, который умеет играть на вашей отзывчивости, — любезно проговорил Леонардо, улыбаясь Маддалене.

— Ну вот! Испортили мне шутку! — проворчал Сандро, но с большой охотой поднял кубок в честь Маддалены.

— Сами знаете, что нужно делать с женой, которая смыкает колени, — совершенно серьезно проговорил Лоренцо. — Перевернуть ее на живот!

Сандро загоготал, Леонардо подавился вином, стараясь не рассмеяться, а Ринальдо Ручеллаи покраснел и улыбнулся под аккуратной седой бородкой. Что же до Маддалены, то она и бровью не повела, сохранив достоинство.

— Бедняжка Кларисса, я выражу ей свое сочувствие, если увижу, что она хромает, — сказала она совершенно невозмутимым тоном.

Ее замечание вызвало дружный смех за столом, и только когда на другом конце стола жены Донати и Томмазо Содерини захлопали и закричали: «Браво, брависсимо!», она покраснела и потупила взор. Она была так восхитительна в тот момент, что я совсем потерял голову и едва мог сдержаться, чтобы не дотронуться до нее.

— Тост за вашу жену, Ручеллаи, она столь же остроумна, сколь и прекрасна! — зааплодировал Сандро.

— Она — сокровище! — согласился Ручеллаи и пожал ее руку.

Я вцепился взглядом в его руку и представил, как отпилил бы ее тупым лезвием. А Ручеллаи сказал:

— Мне бы хотелось заказать портрет Маддалены, Сандро! Может быть, потом мы это обсудим?