Александр Дюма - Сын Портоса

— О, государь, ваше величество предугадывает все мои желания! Я хотел обратить внимание короля на одиночество этой бедной девушки и умолять его даровать ей супруга и покровителя.

— Как раз это я и намерен сделать. Мы поручаем вам найти среди наших дворян человека, достойного обладать подобным сокровищем. Ему в качестве свадебного подарка будет даровано звание, позволяющее занимать пост при дворе.

Посол улыбнулся.

— В поисках нет нужды, — ответил он. — У меня под рукой уже имеется молодой человек, который будет счастлив соединить свою судьбу с прекрасной дамой, удостоенной щедрости вашего величества. Это бретонский дворянин, не имеющий честолюбивых замыслов.

— Как его имя?

— Шевалье де Локмариа, если ваше величество позволит ему носить этот титул.

— Хорошо, он будет зваться шевалье де Локмариа.

— Но я не собираюсь скрывать от вашего величества, что этот юноша обладает грубым и необузданным нравом, абсолютно неподходящим для жизни при дворе, и я бы сказал, что он предпочитает сделать карьеру в армии.

— Пусть будет так — дадим ему этот шанс.

— И если завяжется потасовка, то он с радостью отправится на фронт.

— Ну, мы пошлем его к маршалу Креки, который действует против принца Карла Лотарингского.

— Отлично — он будет вполне удовлетворен! Я знаю, что он любитель сражений, жаждет опасностей и славы, хочет отличиться в битве с врагами и не уклонится от исполнения своего долга. — Арамис умолк, сказав все необходимое.

Оба вернулись на то место галереи, где они начали беседу, и где Ларейни терпеливо ожидал инструкций.

— Государь, — заметил Аламеда, — ваш министр полиции ждет обещанной аудиенции, и я стыжусь задерживать короля далее.

— О! — произнес Людовик, глядя на протянутый ему свиток. — Это касается субъекта, о котором вы мне говорили, Лареини? Дерзкий мошенник, клянусь всеми святыми! Почему его до сих пор не судили?

Испанский посол опередил собиравшегося ответить министра.

— Государь, издавна считалось, что милосердие — самая яркая драгоценность в короне монарха.

— Клянусь душой, герцог! — воскликнул король, с удивлением глядя на него. — Вы собираетесь вступиться за этого забияку?

— Я намерен поступить именно так, государь.

— Вы хотите просить меня помиловать этого бунтовщика?

— Более того — я умоляю о его немедленном освобождении.

— Но он убийца!

— Следовательно, я взываю к королевскому великодушию.

— Думайте, что вы говорите, — сказал король, и голос его стал суровым. — Освободить парня, поправшего нашу подпись под эдиктами, убившего одного из наших офицеров и к тому же даже не могущего оправдаться наличием благородной крови!

— Ну, — умиротворяюще произнес посол, — для бретонца, только что прибывшего из родных мест, позволительно не знать эдиктов.

— Ах, так этот плут — бретонец? — спросил король, смягчая тон.

— Что касается его дворянства, то это дело весьма неопределенное, но ваше величество в любой момент может сделать его дворянином. А убитый мушкетер небольшая потеря — у вашего величества их две роты, по пятьсот человек в каждой. Кроме того, судя по отзывам, этот злополучный господин де Брежи отнюдь не принадлежал к цвету французского рыцарства.

— Но все же его убийца…

— Противник, если вы соблаговолите именовать его так.

— Пусть будет так — его противник как будто очень дорог вам?

— Ни в малейшей степени! Я встречал его лишь однажды, но он полезен мне, а это говорит о многом.

— Полезен? Каким образом?

Аламеда посмотрел на короля и ответил, понизив голос:

— Если будет угодно вашему величеству, я сделаю его шевалье де Локмариа и мужем мадемуазель дю Трамбле.

Теперь пришло время вернуться к нашему другу Жоэлю. Читатели могут не сомневаться, что мы найдем его там, где оставили, так как Бастилия охраняет своих заключенных при помощи обилия крепостных валов, рвов, решеток, засовов, замков, тюремщиков, солдат и шпионов, и никто не может выйти оттуда незамеченным, если только у него нет крыльев.

Жоэль был помещен в одну из восьми башен, именуемую Базиньерой. Его камера находилась на третьем этаже.

Сначала несчастный юноша оставался оглушенным постигшим его ударом. Неподвижный и ошеломленный, он не видел перед собой ничего, кроме ужасной государственной тюрьмы, чье название выкрикнул ему уходящий стражник. Наконец, встряхнувшись, как делают пытающиеся отогнать от себя ночной кошмар, Жоэль огляделся вокруг и прошелся по камере, что не заняло у него много времени. Повинуясь инстинкту, он подошел за светом и воздухом к окну — маленькому отверстию к стене, защищенному двойной решеткой из толстых железных прутьев.

Бедный Жоэль!

Сельский житель, привыкший полной грудью вдыхать чистый воздух, бегая по морскому берегу и вересковым пустошам, бродя по лесам и утесам, он был вынужден теперь дышать через узкую щель, сквозь которую даже нельзя было просунуть голову. Его взгляду открывалась только полоска неба, на которой не вырисовывались ни верхушка дерева, ни флюгер, ни столб дыма. Всю мебель составляли изъеденный червями стол, покрытый ветхой скатертью, табурет и койка. Последняя показалась юноше невыносимо жесткой, поэтому он уселся на табурет, предавшись невеселым мыслям.

Жоэль находился в тюрьме и, по-видимому, его ожидала смертная казнь. Сомневаться на этот счет не приходилось: преступление было очевидным, закон — абсолютно ясным, трибунал, несомненно, признает его виновным, и девять с половиной шансов из десяти были за то, что король подпишет смертный приговор. Но наш герой не желал умирать — он хотел жить и особенно сетовал на то, что внезапная смерть лишит его возможности осуществить свои намерения: выполнить задачу, завещанную матерью, и затем посвятить себя лишь одной цели — сделать счастливой свою возлюбленную.

Но невзирая на высокий строй его мыслей, природа давала о себе знать — Жоэль чувствовал голод, жажду и нуждался в отдыхе. Когда ему подали пищу — надо признать, весьма обильную и хорошо сервированную, что свидетельствовало о присутствии в Бастилии духа его прежнего коменданта Безмо, — он набросился на нее, словно голодный волк, после чего растянулся на койке и заснул так крепко, будто пребывал в комнате для гостей «Мавританского трубача», убаюканный непрерывной болтовней малыша Фрике.

Когда Жоэль проснулся, уже рассвело, и он не сразу смог понять, где находится. Но вид окружающих его стен все ему объяснил. В тот момент, когда осознание происходящего исторгло из груди юноши глубокий вздох, в камеру вошел тюремщик.

— Время прогулки, сударь. Если вы подниметесь на верхушку башни, то сможете глотнуть такого воздуха, какого внизу не сыскать. Поболтаете с другими заключенными — это вас немного расшевелит. — И ведя своего нового подопечного по лабиринту лестниц и коридоров, он добавил: — Только длительных знакомств вам не удастся завести, так как суд состоится очень скоро. Майор велел мне сказать, что завтра здесь будет судья, который сообщит вам решение.