Денис Субботин - Ларец Самозванца

Кирилл среагировал на удивление быстро.

— Значит, пойдём через лес! Не так уж и велик крюк получится… Наверстаем!

Словно забыл, что нельзя говорить так легкомысленно. Словно вчера родился… Особо суеверных воинов передёрнуло

Этот тёмный лес получил название Царёва пуща, хотя царь Борис лишь раз проехал мимо него и никогда не бывал в нём. Впрочем, своё название лес всё же заслужил. Огромные, роскошные ели и сосны составляли его основу, и наличие этих деревьев говорило о том, что лес здесь, по крайней мере, часть его — болотистый.

Дорога через лес тянулась ясно видная, но заметно запущенная. Колея была хорошо намечена, но между двумя глубокими вмятинами, пробитыми в земле за долгие годы езды, уже начали расти маленькие ёлочки и сосёночки, а трава, густая и не примятая, достигала конского торса даже по бокам. Видно, с тех пор, как построили прямую дорогу через реку и навели там мост, эта дорога перестала пользоваться почётом и уважением… Ну, да ничего. Им, воинам, не страшен тёмный лес. Им никто не страшен и ничто не страшно! Впрочем, почти каждый, въезжающий под сень деревьев, не забывал осенять себя святым крестом. Лес, а особенно — такой, любимое укрывище всякой нечисти. Лучше находиться под защитой Господней в такое время и в таком месте…

Дорога оказалась ещё запущенней, чем можно было это предположить. В двух местах её перегораживали завалы из деревьев, и если первый раз вся сотня взялась за оружие, предполагая засаду, то уже во второй сотник послал стрельцов, не особо беспокоясь. Да и видно было — к вырванным с корнем огромным елям и соснам, человеческая рука приложена не была.

Каждый такой завал отнял у них по часу времени, притом ещё и народ выматывая. Когда Луна прошла первую осьмушку своего пути по ночному, пусть и ясному по летним временам небу, впереди показался очередной завал и на этот раз он был особенно прочен. Сразу четыре ели повалились на дорогу, сумев ещё и ветвями переплестись настолько крепко, что стрельцы, своими бердышами пытавшиеся проделать проход, вымотались уже через четверть часа работы. Дорога за это время даже не наметилась…

— Привал! — мрачно, сквозь крепко сжатые зубы, процедил Кирилл.

— Что, прямо здесь? — изумился Дмитро Олень.

— А что, назад вертаться?! — яростно сверкнул на него глазами сотник. — Здесь! Утром начнём, с чего остановились…

Место для отдыха, здесь казацкий атаман был прав, выбрано было крайне неудачно. Мало того, что пространства для полной сотни всадников с конями здесь было явно недостаточно, мало того, что сотне пришлось растянуться на полный перестрел татарского лука, так ещё и деревья с обеих сторон подходили к «лагерю» на пять-десять шагов, возвышаясь плотной стеной. И не удивишься, если враг вдруг атакует из-за их прикрытия! Дело не хитрое… Ещё хуже было то, что и люди, и кони вымотались так, что даже поесть толком не смогли. Надев коням торбы с овсом, да расседлав, воины повалились спать там, где нашли для себя место. Места этого, мягко говоря, было немного, поэтому лежали, тесно прижавшись друг к другу… И лишь один костерок горел на весь лагерь. Одно дело — простые воины. Сотнику и его подручным командирам было не до сна.

— … Так и что дальше? — возмущённо выкрикнул Павло Громыхало, размашисто поводя пудовым кулаком над огнём. — Я так думаю, ещё день мы потеряем, продираясь через этот бурелом! Ты только погляди, сударь Кирилл, какие дерева! Мои ребята о них бердыши затупили. Завтра даже если наточим, так рубить уже не будут! Да и вообще, бердыш — он для человеческого тела, а не для дерева предназначен!

Кирилл остро взглянул на него.

— Хотя мы, конечно, готовы рубить до конца! — быстро добавил струхнувший стрелец.

— Я согласен с ним! — внезапно встрял в разговор Дмитро. — Мы потеряем здесь куда больше времени и сил, чем если б полезли в драку там, в селе! Да ведь и сейчас ещё не поздно… На рассвете ударить, пока они дрыхнут… Пусть поплатятся за наглость!

— Это мы поплатимся! — мрачно предрёк Кирилл. — Ладно, если они нас не ждут! А если — ждут! В этих клятых огородах чёрт ногу сломит! Я уж и не говорю о конях… Хотя, в чём ты, полусотник, прав, так в том, что здесь мы застряли надолго. А враг и так перед нами несколько дней преимущества имеет! Уйдёт ведь, как пить дать уйдёт!

Его слова, полны были мрачной безысходности. Шагин, его верный слуга, удивлённо вскинулся и уставился на хозяина, словно не узнавая. Никогда прежде он не слышал такого отчаяния в голосе…

— Не уйдёт! — после мрачного тона Кирилла, казацкий атаман говорил как-то слишком легко и небрежно. Обычно так говорят тогда, когда что-то знают… или же, когда в чём-то твёрдо уверены.

Тут как раз сготовился котелок похлёбки, которую вместо повалившегося без сил кашевара сварганил сам Дмитро Олень. Неспешно, дуя на огненную жидкость с некоторым количеством мяса и даже зерна, ароматом мясным навевая тяжкие сны спящим неподалеку воинам, поснидали…

— Надо через час кашеваров поднять! — прогудел подобревший после еды Громыхало. — Ежели даже и рано выступим, так пусть хотя бы кулеша поедят хлопцы! Голодными драться, оно, конечно, лучше… Но на сытый желудок — как-то приятнее!

Тут между командирами отряда имело место быть совершенное согласие. Каждый из них уже долгое время должен был проявлять заботу о довольно большом количестве воинов, так что добыча пропитание и беспокойство о том, чтобы оно в срок дошло до желудков их людей не была чем-то новым и необычным. Скорее уж наоборот — вошло в привычку. Что же до утренней атаки… Наверное, это был единственный выход. Если только они не хотели увязнуть в этом лесу на долгие дни и, даже, возможно — недели.

Меж тем, даже и у таких крепких мужей, каковы были Павло Громыхало и Кирилл, силы были не безграничны. Луна же, почти полная в эту ночь, добралась уже до середины тёмного ночного небосвода.

— Ладно! — потянувшись и протяжно зевнув, сказал сотник. — Давайте-ка, други, спать! Утро вечера мудренее… а ждать его уже недолго!

Его слова упали на благодатную почву… Спустя всего четверть часа оба подручника Кирилла — и Павло, и Дмитро, уже спали крепко и глубоко. Видно, даже таких бугаев укатало за день…

А вот Кирилл, хоть и хотел спать, никак не мог. То кочка под бок попадёт, то ветка в лесу хрустнет… Он, хоть и знал, что дозоры выставлены и вряд ли дремлют, чувствовал себя очень неуютно. Дважды вовсе возомнил себе каких-то чудищ лесных, за саблю да пистоль хватившись… Потом долго отходил от дрожи в руках, боясь признаться сам себе, что, так сильно напуганный, ни саблей, ни тем более требующим остроты глаза и твёрдости руки пистолем не оборонился бы, буде его страхи материализовались бы в лешего или другого демона.