Денис Субботин - Ларец Самозванца

— Где пан Роман?! — заорал пан Анджей, попятившись к крыльцу. — Без его казаков мы не справимся!

Словно ответ на его вопль, поверх голов ляхов, оглушая и вселяя надежду, прогремел залп. Пан Роман оказался разумнее и осторожнее; вместо того, чтобы бросать своих казаков в темноту и неизвестность, он собрал их у окон шинка. Теперь их пищали и пистоли вычистили двор куда лучше острых сабель. Сразу же не меньше дюжины мёртвых и умирающих добавились к тем, кто уже был здесь раньше!

— Что замерли?! — рявкнул пан Роман прямо над самым ухом пана Медведковского. — Внутрь, быстро! Пока вас тут всех не перебили…

Второй раз повторять не пришлось, его уважали и побаивались ничуть не меньше пана Анджея, да к тому же неизвестный неприятель успел прийти в себя… а огненный бой оказался и у него. Притом, в количестве столь большом, что последние бойцы и сам пан Анджей в том числе, забегали внутрь под густое чмоканье пуль в стены. Слава Господу, обошлось без убитых, но ещё двое бойцов лишились возможности вступить в бой немедленно. Мессиру Иоганну, человеку бесстрашному, пришлось перевязывать их чуть ли не прямо под пулями… Ничего, перевязал!

— Что за чёрт! — выругался пан Роман, осторожно выглядывая в окно. — Кто это, пан Анджей?

— Я откуда знаю?! — чуть не плача, воскликнул тот, с тревогой осматривая зазубренное в двух местах лезвие кончара. — Напали внезапно… я их даже не трогал!

— Может, это мужья тех жён, что ты… Шучу! Шучу же, пан Анджей!

Оскорблённый лях, став пунцовым от гнева, с трудом удержался от отповеди, но вовремя вспомнил, что сейчас — просто не время.

— Ты, пан Роман, что-то не о том думаешь! — почти что невозмутимо сказал он. — Могу только сказать, что это — не по мою душу! Я их даже ни разу не видел!

— Ты что же, сумел их разглядеть? — удивился пан Роман.

— Рожи как рожи! — не желая признаваться в очевидном, возразил пан Анджей. — Чего там разглядывать…

— Они в масках были! — виновато поглядев на господина, возразил один из ляхов. — Тряпки такие, с дырками для рта и глаз! У некоторых даже кожаные или кольчужные…

— Во как! — удивился кто-то из казаков. — Так то, наверное, тати местные! Шиши да разбойники! Ну, нам это не соперники…

Это были последние слова в его жизни…Не повезло — бывает! Свинцовый шарик пули, выпущенной из пищали меткой рукой, попал точно под срез шапки. Добрый хлопец Мыкола даже и не пикнул, без звука повалившись на грязные доски пола…

Ответом защитников шинка была яростная пальба. Увы, в ней вряд ли был смысл, ибо враги — шиши то были, или московские государевы люди, успели рассредоточиться по двору, укрыться за любыми подходящими укрытиями и теперь столь же яростно щербили пулями стены и ставни шинка. Бедолага шинкарь спрятался где-то под лавкой и оттуда подвывал в голос. Пули, то и дело находившие дорогу внутрь дома и громившие горшки и кувшины, только усиливали вой. Ещё бы, его состояние пошло прахом!

— Пся крев! — выругался кто-то из поляков, осторожно, одним глазком, выглядывая из-за ставней на улицу. — Да сколько же их тут!!!

В голосе его было слышно слишком много изумления, чтобы это можно было оставить без внимания. Так же осторожно, как и лях до него, пан Роман выглянул в окно… Не сказать, чтобы двор был заполонён врагами, но их было слишком много.

— Это что ж за банда такая?! — изумился он. — Эй, кто-нибудь! Шинкаря мне сюда! Быстро!

Марек, с оскаленной как у хорька рожей, с обнажённой саблей в руке, нырнул куда-то в темноту и дым коридора, только для того, чтобы спустя минуту вернуться, волоча подвывающего от ужаса шинкаря за шкирку.

— Ну, говори! — рявкнул он, приставляя саблю к глотке. — Быстро, быстро!

— О, Господи! — простонал вусмерть перепуганный шинкарь. — Да что говорить-то? Что?!

— Говори, кто это! — хмуро велел пан Роман. — Что за люди… Ратники, или тати лесные?

— Тати… — горько вздохнул шинкарь. — Да если б простые тати! То — хозяева местные, разбойнички Ворона, владыки лесного! Говорят, а я сам не ведаю, будто под рукой у него до тыщи человек случается, будто есть даже гарматы! Воевода местный нос не высовывает из города… боится! Ну, да кто б не испугался такой силищи…

— Как они здесь оказались? — пан Роман возблагодарил Бога, что не вывел своих хлопцев наружу. Можно представить, что они там навоевали бы…

— Я позвал… — совершенно честно ответил шинкарь. — Как вы за стол-то сели, я на крышу залез, да тряпицу белую повесил. Там, в лесу, у Ворона человек особый сидит, так он узрел, своих позвал. Только они не знали, кто им встретится!

Показалось пану Роману, или в голосе шинкаря и впрямь проскользнули нотки злорадства?

— И сколько нас — не знают? — ободряюще усмехнувшись, поинтересовался он.

— Откуда? — удивился шинкарь. — Я, говорю ж, только сигнал даю! А сигнал — тряпица белая! На ней число если и напишешь — не прочтёшь!

— А сколько их — знаешь? — поинтересовался пан Роман, мягко улыбаясь.

Шинкарь задумался лишь на мгновение:

— Сотни нет! — заверил он. — По крайней мере, больше никогда не приходило… раньше!

— Ну, так то — раньше! — ухмыльнулся пан Роман. — И, кстати, теперь их на два десятка меньше… Марек, сколько ты там насчитал трупов?

— Семнадцать! — сообщил Марек, благодаря своему малому росту и хрупкому, на фоне других ляхов и казаков, телосложению, сумевший незамеченным выглянуть и даже довольно неспешно посчитать трупы.

— Вот! — ухмыльнулся пан Роман. — Семнадцать трупов! Да ещё те, кого навалил пан Анджей… Пан Анджей, скольких ты там зарубил? Пан Анджей! Пан Анджей!!! Да чтоб его… Кто видел, куда ушёл пан Анджей?

— Он пошёл искать хозяйку! — подумав, сообщил Людовик. — Говорит, надо уточнить у неё, есть ли в этом доме ещё входы!

Сдержанные смешки шляхтичей и казаков показали, насколько они все поверили в объяснение пана Медведковского…

— Нет?

— Апчхи… Нет, пан Анджей!.. Апчхи! Апчхи!! Апчхи!!!

— Ну, чего ты расчихался, Яцек?! — пан Анджей, предусмотрительно вставший подальше от очередной раскрываемой двери. — Подумаешь, пыли много! Ты — воин! Ты вражеской пули бояться не должен, не то, что пыли!

Яцек, доведённый до отчаяния двадцатым облаком пыли, которое его окутало, покрытый грязно-серой пеленой, отчаянно чихающий и кашляющий, взглянул на него так яростно, что пан Анджей даже сбился на миг. Раньше, по крайней мере, его смирный оруженосец себе такого не позволял!

— Ладно! — неожиданно мирно сказал пан Анджей. — Раз ты так, иди обратно! Я сам обыщу остальные комнаты!

…Эта дверь — была двадцатой или двадцать пятой по счёту, которую они открывали. И первой, открыть которую решился пан Анджей. Дверь — низенькая, узкая (для пана Медведковского), но обитая добрым железом, над дверью — плошка для масла… полупустая.