Гарри Тертлдав - Череп грифона

— Вот как? — отозвался Соклей.

Однако в таком желании не было ничего необычного.

— Какой он? — спросила Эринна. — Я видела его мельком, когда он уходил. Дамонакс очень хорош собой, но это все, что я знаю. А вот какой он?

Соклей никак не ожидал, что ему придется описывать Дамонакса как возможного мужа.

«Хочу ли я, чтобы он стал моим шурином?» — подумал Соклей. Он не был в этом уверен.

— Дамонакс довольно умен… — начал Соклей. — Он учился в Афинах до того, как туда приехал учиться я. Вряд ли он такой уж умный, каким себя считает, но сколько людей могут верно себя оценить? Он не скаредный, судя по тому, что я видел. Я никогда не слышал о нем ничего плохого.

Однако он почти не слышал о Дамонаксе и ничего хорошего.

— Когда он чего-то хочет, он хочет этого всерьез, — продолжал Соклей. — Я заметил эту его черту. Но не могу сказать, хорошая она плохая.

— А ты бы хотел, чтобы Дамонакс стал членом нашей семьи? — спросила Эринна.

Этот вопрос как раз и задавал себе Соклей. Так как у него не было ясного ответа, он задал встречный вопрос:

— А что думает отец?

Во всяком случае, он не дал Дамонаксу от ворот поворот, — ответила сестра. — Он… Думаю, ты сказал бы, что он размышляет…

— Хорошо. На такие сделки может уходить много времени. Переговоры перед твоим первым замужеством длились долго. Наверное, я помню их лучше, чем ты, — ты тогда была еще совсем девочка.

— Тогда почти все обошлось без меня, — согласилась Эринна. — Но теперь все по-другому. Я больше не девочка и не хочу, чтобы на переговоры ушло много времени, потому что не становлюсь моложе.

— Время — ужасный враг, — заметил Соклей. — Рано или поздно оно всегда побеждает.

Эринна резко вскочила на ноги и поспешила вверх по лестнице в женские комнаты. Соклей уставился сестре вслед.

«О боги, — подумал он. — Она не рассчитывала услышать от меня такое».

Потом он понял еще кое-что: что бы ни думал отец, Эринна хочет выйти замуж за Дамонакса. Должно быть, она чувствует, что замужество даст ей еще один шанс.

«Хочу ли я, чтобы Дамонакс стал членом нашей семьи? И если не хочу, то есть ли у меня на то достаточно веская причина? И почему, интересно, Дамонакс вдруг надумал с нами породниться? Мы ведь торговцы, а он — землевладелец. Он что, залез в долги?»

То были важные вопросы, и у Соклея не имелось ответа ни на один из них. Он не мог задать их отцу: Лисистрат ушел в гавань. Судя по словам Эринны, отец, по крайней мере, подумывал о возможности такого брака.

Это было интересно. Эринна, без сомнения, находила все это еще более интересным.

По саду с жужжанием пролетел шмель, и Соклей направился в андрон. Его уже кусали раньше, и он не хотел, чтобы такое случилось снова. Спустя некоторое время шмель напился нектара и улетел; тогда Соклей вернулся во двор и увидел, что Фракийка, рыжеголовая рабыня его семьи, вышла с целой охапкой свежевыстиранных хитонов и накидок и начала развешивать одежду на солнце.

— Радуйся, — сказал Соклей.

— Радуйся, молодой господин, — ответила она на эллинском языке со странным акцентом.

Из-за груза мокрой одежды ее хитон спереди стал влажным, облепив груди.

Соклей уставился на Фракийку, и, заметив его взгляд, рабыня быстро сказала:

— Ты не извинишь меня, молодой господин? Я ужасно занята.

Соклей довольно часто уводил ее в свою спальню. Эта женщина была рабыней, как она могла ответить «нет»? Даже из-за этой просьбы подождать в некоторых домах ей могло бы достаться. Но если бы Соклей увел ее к себе ради собственной потехи, оторвав от работы, ему самому досталось бы от матери и сестры. И так как рабыня относилась к их случайным встречам скорее со смирением, чем с энтузиазмом, Соклей и сам не слишком сильно горел нетерпением.

Поэтому он ответил:

— Хорошо, Фракийка. — Хотя и не перестал смотреть на соски, просвечивавшие сквозь мокрую шерстяную ткань.

— Благодарю, молодой господин, — сказала рабыня. — Ты добрый человек.

Но несмотря на эту похвалу, она старалась по возможности держаться к нему спиной.

«Ужасно быть рабом, — подумал Соклей. — Ужасно быть женщиной, а не мужчиной. А если тебе настолько не повезло, что ты и женщина, и рабыня, что тогда ты можешь сделать? Повернуться спиной и надеяться, вот и все. Хвала богам, что я свободный человек».

Он мог бы подняться с рабыней наверх после того, как та кончила развешивать белье, но Фракийка была еще занята, когда вернулся Лисистрат.

У отца был очень довольный вид.

— Я не прочь отведать оливкового масла самой первой выжимки, — сказал Лисистрат. — Теперь уже недолго осталось ждать: урожай вот-вот созреет.

— Это хорошо, отец, — ответил Соклей. — Но я слышал кое-что интересное насчет Дамонакса, сына Полидора, и Эринны? Не расскажешь мне, что происходит?

— Ну, я не совсем уверен, что именно происходит, — ответил Лисистрат. — Пока все слишком неопределенно. Но Эринну нужно снова выдать замуж, если получится, ты и сам знаешь. И я не возражаю против того, чтобы породниться с семьей Дамонакса. Против этого я отнюдь не буду возражать.

— Понимаю. В их роду уже несколько поколений землевладельцев. Но вот почему они захотели с нами породниться? У них что, тяжелые времена?

— Мне тоже пришло это в голову, но наверняка я ничего не знаю, — ответил отец. — Сейчас я как раз пытаюсь что-нибудь разузнать, вынюхиваю повсюду, как бездомный пес вынюхивает падаль. И пока не нашел ничего из ряда вон выходящего.

— Но что-то такое должно быть. Иначе Дамонакс вряд ли захотел бы вступить в родство с семьей простых торговцев. — И Соклей кисло улыбнулся.

Люди, чье богатство заключалось в земле, всегда смотрели сверху вниз на тех, кто сам делал деньги. Владеть землей было безопасно, стабильно, надежно… «И скучно», — подумал Соклей.

— Вообще-то, сын, это некоторым образом связано с тобой, — сказал Лисистрат.

— Со мной? — испуганно пискнул Соклей. — Что? Как?

— Кажется, ты произвел на Дамонакса огромное впечатление, когда весной отказался продать ему череп грифона.

— Жаль, что я этого не сделал. Тогда череп все еще был бы здесь.

— Возможно. Но Дамонакс считал, что все торговцы — шлюхи и сделают за деньги что угодно. Он и раньше знал, что ты учился в Афинах, в Лицее, но когда ты поставил знания выше денег, это открыло ему глаза. «Немногие землевладельцы так бы поступили», — вот что он сказал.

— Да ну? — переспросил Соклей, и Лисистрат кивнул.

— Удивительно, — задумчиво проговорил Соклей. — Я тогда, признаться, все время боялся, что он кликнет полдюжины громил-рабов и оставит череп грифона у себя. Я думал, он восхищается черепом, а не моей порядочностью. Никогда не скажешь, чего можно ожидать от человека.

— Да, никогда не скажешь, — согласился Лисистрат. — Так ты бы хотел видеть его членом нашей семьи?