Андрей Посняков - Меч времен

Вот, сволочь! Правильно предупреждал Сбышек — мягко стелет, да жестко спать. Вот так вот и теряют свободу — в полном соответствии с теориями Грекова или там Черепнина. Экзамены-зачеты сдавали — знаем!

– Как, согласен?

– Да ну вас всех, — Михаил отмахнулся, словно от назойливой мухи. — Пойду-ка я спать.

– Смотри-и-и-и, — нехорошо протянул Кривой Ярил. — Как бы потом пожалеть не пришлось, слезами горючими не умытися!

– Да пошел ты! Тоже мне, Мюллер выискался.

– Как знать, как знать… Девка у тя в шатре — не Ефрема-своеземца раба ли?

– Твое какое дело? — вспылив, Миша сжал кулаки, и Ярил опасливо попятился.

– Не ярись, не ярись, паря… Ухожу уже… И все ж таки — зря.

Михаил ничего не сказал, направляясь к шатрам.

– Помни, — прохрипел вслед Кривой Ярил. — Мишиничи два раза не зовут!

В шатре было все так же тепло, уютно. Даже комары не зудели — ну, под утро их обычно меньше становится. Миша стянул футболку, улегся, обняв «рабу».

– Не спишь, господине? — девчонка прижалась к нему всем телом.

– А ты что проснулась? Рано еще. Спи…

– Что-то ты задумчив, господин мой.

– А ты что, видишь, что ли?

– Чувствую… Бабка моя ворожеей была.

– Ишь ты, ворожеей… — Михаил погладил девушку по плечу. — А, может, и ты ворожить умеешь?

– Может, и умею. Хочешь, тебе поворожу?

– Лучше скажи, как поскорее до Питера добраться?

– Питер… Странное имя. Немецкое?

– Слушай, да ну тебя! Ты когда нормально-то говорить начнешь, чудо? — озлился Миша.

– Прошу, не гневайся, господин, — Марья отпрянула, задрожала. — Я ж вижу — ты хороший, добрый… Возьмешь меня с собой — буду тебе всю жизнь служить, ровно псица верная.

Михаил не выдержал, хохотнул:

– Лежи уж, псица…

Снаружи вдруг раздался звук рога. Сразу все вокруг зашумели, повылезали из шалашей и шатров, послышался смех, веселые крики, прибаутки.

– Эх-ма, скоро дома будем!

– Домой-то путь — куда как быстрей, нежели из дому.

– Скоро, скоро увидим Святую Софью!

– Эй, Мисаиле, вставай!

Сбыслав. Поднялся уже.

– Встаю, встаю, дружище…

Выбравшись из шатра, Михаил улыбнулся приятелю, поблагодарив за «подарок».

– Что, понравилась раба-то? — сын тысяцкого Якуна расхохотался. — Пригожа дева… До Новгорода доведешь, там продашь с выгодой.

– А может, себе оставлю? — поддержал шутку Миша.

Сбыслав, однако, взглянул на него со всей серьезностью:

– Не стоит ее оставлять, друже. Деву мы тебе другую найдем, невесту присмотрим, уж тут-то не сомневайся. А рабу посейчас вели связать к возам, не дай Боже, в воду бросится — уплывет, стрелой не достанешь. Ты ж — в нашей лодье?

– В вашей… Ха — в ладье! Хорошо хоть, не на лошади!

– Что, коней не любишь?

– Коней люблю, верхом — не люблю. Лучше уж на телеге.

Михаил за все время реконструкций так и не выучился как следует держаться на коне, мало того, лошадей как-то даже побаивался, не испытывая к ним особой приязни.

– Порастрясешь кости-то на телеге, — снова засмеялся Сбыслав.

Он было повернулся, да Миша ухватил за плечо, молвил негромко:

– Слышь, ко мне тут Кривой Ярил с утра подходил, разговаривал…

– О! — Сбыслав поднял вверх указательный палец. — А я тебе что говорил? Должен был подойти, лиса хитрая.

– Не понимаю, — Михаил потер виски. — На что я вам всем сдался? Что — такой уж сильный боец?

– Ох, и говор у вас, с Заволочья… Не сразу и разберешь. Тут дело не в том, что воин ты хоробрый, таких ведь много, — понизил голос сын тысяцкого. — А вот в Новгороде ты — чужой. Никто тебя не знает, никто про тебя не слыхал — то может быть полезным.

– Ага, — уязвленно отозвался Миша. — Не у Мишиничей с рук есть, так у вас…

Сбыслав вдруг расхохотался и, подмигнув, хлопнул приятеля по плечу:

– Так у нас-то слаще! Ну, пошли, друже, к пристани… А рабу-то все ж таки привяжи… Хоть и лес кругом, чаща… А все ж так надежнее.

Привязывать Марью Михаил, конечно, не стал — а, наверное, надо было бы — просто так, прикольнуться. Вот, фотоаппарат с собой был бы — привязал бы точно! Но, увы, фотоаппарат — у Веселого Ганса, а сам Ганс… черт его знает, где? Хотя… догадаться не трудно — сидит, небось, дома, в Питере, пиво хлещет. В Питере… А он-то, Михаил, как, зачем здесь? На какой-то большой лодке, с какими-то… психами… точно — психами, уж больно увлеклись игрою… или… Или это совсем не игра? Ну, тогда не они психи, а он, Миша.

Места по обоим берегам тянулись унылые, не за что зацепиться взгляду. То лес густой, то болотины; веселые, поросшие зеленой травою и разноцветьем, полянки попадались лишь изредка. Миша сидел на корме, рядом с кормщиком, и большую часть пути просто дремал — после такой-то бессонной ночки… надобно сказать — весьма приятной, да-а-а…

Кормщик оказался знакомый — Парфен, — да еще Сбыслав не забывал, частенько усаживался рядом — с шутками, прибаутками, песнями. Весело ехали! Вот только — куда? В Кировск? В Ладогу?

Все так же тянулись кругом леса — бесконечные, глухие, дремучие… И никаких знакомых звуков: ни бензопилы, ни поездов, ни машин. Даже деревни попадались редко, а те, что попадались, напоминали тщательно стилизованные под старину хутора — с заборами-частоколами, с бревенчатыми избами, амбарами, постоялыми дворами.

Верная раба Марья покорно сидела у мачты, почему-то не смея подходить к Михаилу ближе… может, Сбыслав ей что сказал? Кривой Ярил прохаживался на другой лодье — его хорошо было видно, почти рядом с князем стоял, князь же — не похож, ой не похож! — несмотря на победу, угрюмился и посматривал вокруг насупленно, строго.

А комарья-то было кругом — у-у-у!!! А еще нещадно била мошка — мелкая, гнусная, кусачая. А днем — по жаре — слепни и оводы. Это только горожанам, лежа перед телевизором на диване, почему-то кажется, что на реке ужас до чего хорошо и мило! А на самом-то деле… Без спреев и мазей нечего и соваться! Миша чесался уже, словно месяц не мылся.

Так, в пути, прошло пару дней, во время которых секса с «рабой» так больше и не случилось — негде, — хоть и возвращались домой с победой! А в последний — как оказалось — день плыли и ночью — по озеру, надо полагать — Ладожскому. И тоже все пусто! Ни катерка, ни браконьеров, ни вертолета! А вот с утра…

С утра выплыли в устье широкой реки… Волхов? Да, наверное… Однако же, где…

И вот тут-то Михаил обалдел полностью! Ладно, дружина, князь, ладно — попадавшиеся по пути хутора-деревни, но здесь… Здесь был целый город! Большой, красивый, древний! Словно декорация к какому-нибудь историческому фильму! Высокий вал, бревенчатые стены, башни, внутри — каменная крепость, церкви. За стенами, за воротами виднелись дома, целые усадьбы, пристани, люди… Господи… Быть этого не может! Не может быть!