Марина Алексеева - Пираты Короля-Солнца

И тут паж отчебучил. Он вколол иголку в катушку, растряхнул синий шелк и кулачком, бойко, по-мальчишечьи толкнул Рауля в плечо:

— Ну, как, атаман, ништяк? Понравится нашей шайке мой флаг?

Рауль ответил таким же мальчишеским жестом:

— Молодчина, Вандом! Супер!

Вандом просиял.

— Наконец-то вы говорите со мной не как с придурком, а как с нормальным человеком.

— Извините, — пробормотал Рауль, — Если что было не так.

— Да ладно, проехали! — сказал Анри по-мальчишечьи, — Все так, дружище!

''Мне, конечно, померещилось, — подумал Рауль, — Разве так разговаривают молодые девицы?

— Просто, — сказал Анри, — Очень обидно, когда на тебя смотрят как на чокнутого. Вам, конечно, трудно меня понять.

— Дорогой Анри, вот это-то я как раз очень понимаю. Эти сочувственные взгляды, вздохи, недомолвки — это в отчаянии не помогает, а бесит.

— Ну, не знаю. На вас смотрят как на героя, как на звезду какую-то.

— Да ладно, проехали, — сказал Рауль, — И насчет Суайекура не переживайте — Шарль-Анри давно отошел.

— Благородная миссия миротворца, — улыбнулся Анри, — А можно вас еще кой о чем спросить?

— Спрашивайте.

— Вы ведь хорошо знаете наш молодой Двор?

— Более менее.

— В таком случае вы можете мне подсказать, кто может скрываться под вымышленным именем шевалье де Сен-Дени? Меня просили узнать… Им очень интересуется одна юная дама.

''Анжелика де Бофор' , — подумал он.

''Анжелика де Бофор' , — подумала она.

— Шевалье де Сен-Дени — прожженный авантюрист, у которого за плечами накопилось преизрядно всяких художеств.

— А именно? — спросил насторожившийся Вандом.

— Если бы я взялся перечислять художества этого типа, мы с вами, милый Анри, продолжили бы беседу уже в Алжире.

— Вы несправедливы к Шевалье!

— Я сама справедливость, Анри. Это совершенно безбашенный человек, настоящий дикарь!

— Моя кузина иного мнения. Она считает Шевалье рыцарем без страха и упрека.

— Она его идеализирует.

— Странно, — сказал Анри, — На вас это не похоже, господин де Бражелон. Это не ваш стиль — говорить гадости о людях.

— А я и не говорю гадостей о людях.

— Но вы только что сказали гадость о Шевалье. Прожженный дикарь, безбашенный авантюрист, какие-то загадочные художества… Это в ваших устах комплименты? Я не такой и дурачок, каким вы меня, быть может, считаете. Одно дело если бы вы себя назвали дикарем [73] У Дюма Рауль называет себя дикарем в беседе с Мери Грефтон. в беседе с молодой девушкой.

— И что же? — спросил Рауль с интересом.

— Ну,… Это можно было бы понять, как желание порисоваться, произвести впечатление. Но вы обозвали другого человека.

— Но я же не сказал, что шевалье де Сен-Дени ворует серебряные ложки или бриллианты, играет краплеными картами или подделывает векселя? Я сказал только то, что есть.

— Или развлекается с распутницами, — добавил Анри.

— По-вашему, навестить куртизанку и украсть горсть бриллиантов — одно и тоже? — спросил Рауль насмешливо.

— Элементарно, виконт! 'Не укради' и 'не прелюбодействуй' — это же святые заповеди!

— Насчет первой я с вами согласен. А насчет второй — это еще как сказать.

— Я, кажется, понял, почему вы так озлоблены против Шевалье. Видимо, когда-то у вас был с ним поединок, и Шевалье оказался победителем. Я угадал?

''Поединок этот, черт возьми, продолжается каждый божий день", — вздохнул Рауль, а потом обратился к пажу с напускной усталостью:

— Милосердия, Анри. У меня нет сил продолжать дискуссию.

— Вы на меня не обижайтесь, пожалуйста, — сказал Анри, — Я просто хочу все понять.

— Скромное желание, — засмеялся Рауль.

— А можно, — спросил Анри, — Я расскажу вам одну историю?

— Если это не о шевалье де Сен-Дени, валяйте.

— А вы можете валяться. Устраивайтесь поудобнее и слушайте. Вот вам подушка, ловите! Помните песенку, которую затянул Оливье, когда ваша компания так уютно обосновалась на шканцах в самом начале нашего путешествия? — спросил Анри.

— Ай, де ми Алама, испанский романс? Помню, как же! Вчера еще мы горланили ее на послештормовой вечеринке, и даже по-испански.

— Моя история имеет отношение к падению Гранадского эмирата. Эмир Гранады Абдалла получил ужасное известие о том, что его любимая жена воспылала преступной страстью к Али-Ахмеду, главе могущественного рода Абенсеррахов. Враги Абенсеррахов, Зегрисы, оклеветали Зораиду — так звали фаворитку эмира. И спровоцировали предательское убийство в Львином Дворе. Это ведь, правда было? Вы видели Львиный Двор в Гранаде?

Рауль кивнул.

— Счастливчик! — вздохнул Анри, — Я-то о Гранаде только читал. Но я продолжу… Абенсеррахи погибли бы все, если бы одному ребенку, испуганному шумом резни, не удалось убежать из дворца и поднять тревогу. Тогда они бросились к оружию, поубивали Зегрисов и перешли на сторону христиан. Как вы помните, католическая армия во главе с Фердинандом и Изабеллой осаждала Гранаду. Рыцари приняли Абенсеррахов как братьев. А между тем жестокий эмир решил принести в жертву своему гневу несчастную Зораиду. Фаворитке эмира угрожала смерть на костре, если она не найдет себе защитников. Молодая христианская невольница предложила ей послать тайного гонца в христианский лагерь и просить помощи дона Хуана де Чакона, храбрейшего рыцаря Кастилии. Зораида имела слабую надежду на помощь рыцарей, но решила рискнуть, чтобы избегнуть рук палачей. Девушка, ее служанка, счастливо пробралась к аванпосту христиан.

И вот, когда дон Хуан отдыхал в своей палатке, паж разбудил его и подал ему письмо. Велико было изумление рыцаря, когда он увидел, что письмо это от эмировой фаворитки, красота которой славилась по всей Кастилии. Зораида умоляла его именем той помощи, которую христианские рыцари клялись подавать каждому страждущему, явиться на защиту ее невиновности. Дон Хуан не колебался ни минуты. К нему присоединились трое его товарищей. "Наша рыцарская клятва, — сказал дон Хуан, — предписывает видеть во всех страждущих детей одного и того же Бога' . — "Но, друзья мои, — возразил один из рыцарей, — Мы здесь вассалы короля испанского, мы сражаемся под его знаменами, имеем ли мы право пуститься без его ведома на частное предприятие, неудачное окончание которого лишит жизни его четырех вождей? ' Сомнения охватили защитников Зораиды — они опасались измены и не представляли, как кастильские рыцари свободно проникнут в Гранаду.

А дон Хуан воскликнул: "Честь говорит иногда громче обязанности. Я поклялся посвятить свой меч спасению прекрасной Зораиды и сдержу свою клятву, чего бы мне это ни стоило. Мы явимся в осажденный город в арабских костюмах — продолжительная война снабдила ими всех нас — и вступим в город с противоположной стороны…" Эй, виконт, вы что, заснули? Вам не интересно?